Юлия Владимирована Красовская - Лабиринт судьбы

Подул ветер, стало холоднее. Александр Иванович поднялся и подал руку Наташе.

— Можно, я посижу немного? — попросила она. — Устала, сил нет.

— Пойдем лучше обратно, я тебя устрою на ночлег, там и отдохнешь.

— Нет, лучше здесь еще посидим, поговорим. Что вы собираетесь делать дальше, Александр Иванович?

Александр Иванович непонимающе посмотрел на нее.

— Дальше? — он усмехнулся. — Буду жить.

— Но… — Наташа хотела что-то сказать, однако Александр Иванович не дал ей договорить.

— Наташа, мне тоже все это время было нелегко, — начал он. — Понимаешь, когда я увидел тебя тогда, на даче, я сразу понял, что меня ждет или очень большое счастье, или очень большая беда. Вышло второе… Я тогда просто голову потерял от любви. Знаешь, я бы тебя, наверно, просто украл со свадьбы. И вроде все тогда складывалось хорошо для нас…

— Только для нас, — уточнила Наташа.

— Понимаю: я был эгоистом. Но я был так счастлив! Но когда ты исчезла утром, я понял — это конец. В тот же день мы с Верой вернулись домой. Я хотел увезти ее подальше от тебя. Думал, что наш разговор следует начать дома, а не на даче у Лены. Кстати, Андрей все тогда уже знал, я это понял…

— Да, я знаю…

— Ты говорила с ним? — удивился Александр Иванович.

— Нет, мы больше не виделись с тех пор. А что было дальше?

— Я переехал в мастерскую. Тебе звонил, но ты, вероятно, отключила телефон. Потом, когда все же дозвонился…

— Да, я помню…

— Ну и потом для меня начался сплошной, непрекращающийся кошмар…

Голос Шубина задрожал, но, справившись с волнением, он продолжал:

— Я захотел написать твой портрет, но не смог… Помню, я стоял возле холста и накладывал мазки один за одним. То, что получалось, было не моим, понимаешь? — Он закрыл руками лицо. — Словно кто-то другой моими руками водил кистью. Потом я уже ничего не помню… Я пил много… Вообще, в том бреду я мало что помню.

Наташа внимательно слушала его. Значит, она верно думала — с ним действительно тогда случилась беда. Страшная, нелепая…

— Бедный вы мой… — прошептала она.

— Ничего, ничего, Наташенька… Сейчас, слава богу, все хорошо.

— А что было потом?

— Потом я очнулся как-то утром и понял: стою уже на краю. Перешагну последнюю черту — и меня больше не будет… Смогу остановиться — буду жить… Я приехал сюда в последней надежде выжить, понимаешь?

Наташа молча кивнула в ответ. Говорить больше было не о чем, каждый сказал все, что хотел и что должен был сказать. Наташа поднялась с дерева, Александр Иванович — вслед за ней.

— Я провожу тебя, — предложил он.

— Нет! Пожалуйста, не надо, останьтесь здесь, — она твердо посмотрела ему в глаза. — Я сама.

Когда лодка отошла от берега, Наташа вдруг встала со скамейки и повернулась лицом к нему:

— Александр Иванович! — закричала она. — Вы слышите меня? Вас дома ждет жена! Она вас очень любит! Возвращайтесь! Александр Иванович, вы слышите?

Тишина… Ни звука в ответ. Лодка, покачиваясь, медленно поплыла.

Она удалялась все дальше и дальше от берега, и Александр Иванович уже совсем потерял ее из виду. Тогда он уткнулся лбом в ствол старой ели и, обняв ее, заплакал.

Вся его жизнь, такая долгая и такая яркая, неожиданно легла перед ним, словно на ладони. Все события представлялись так же отчетливо, как будто случились только вчера. Он вспомнил все, даже тот далекий день, в самом конце августа. Тогда в Ленинграде стояла небывалая жара, совсем как это бывает в середине лета. От нещадно палящего солнца кружилась голова…

Глава 1

…От жары немного кружилась голова. Август сорок пятого выдался на редкость жарким и душным. По Невскому проспекту, двигаясь в сторону Большой Невы, медленно ехал автобус, один из немногих, сохранившихся после бомбежек. Поблескивала на жарком августовском солнце свежая краска. В автобусе пахло бензином и сухой пылью.

Когда на очередной остановке открылись двери, из автобуса вышли две девушки. Одна из них держала на руках мальчика лет трех, у другой же были два больших узла с вещами. Эти узлы она для удобства связала между собой и перекинула через плечо. Так на какое-то время стало легче их нести…

Девушки шли по улице и растерянно оглядывались по сторонам, не узнавая знакомых с детства мест. Последний раз они видели эти улицы в сорок первом… Ленинград только готовился к предстоящим бомбежкам и артобстрелам. Это потом будут разрушенные дома --">