Лесли Локко - С тобой и без тебя. Нежный враг

плохого, но почему-то всегда было жаль его детей, особенно Амбер. С таким отцом, как Макс, было уже само по себе нелегко: неразбериха в его связях — жена с семьей в Лондоне, а любовница с дочерью в Риме, — но еще и с такой пустоголовой алкоголичкой, как Анджела, в качестве матери… неудивительно, что бедная девочка выглядела теперь такой несчастной.

— Бекки наверху, дорогая, — сказала она, борясь с желанием обнять Амбер, когда та проскользнула мимо. Она наблюдала, как девочка скакала вверх через две ступени. Однако вслух ничего не сказала, прислушиваясь, как хлопнула дверь наверху в комнате Бекки. Амбер была не из тех девочек, которых хочется приласкать и приголубить. Слишком самостоятельная и уверенная в себе для своих десяти лет. Словно всем своим видом ребенок показывал, что не нуждается ни в чьей помощи и сочувствии и способен со всем справится сам. Это было так не похоже на ее собственную дочь, Бекки, часто думала Сьюзан Олдридж. Обе девочки дружили с детского сада и были как сестры, но по характеру оказались совершенно разными. Амбер, с задатками лидера и большой силой воли, привыкла руководить, отличалась практичностью и серьезностью. Бекки — мечтательница, вся в своих фантазиях, ведомая, легкая в общении девочка, которой нетрудно было угодить. Сьюзан думала, что в основе дружбы девочек лежало сходство противоположностей. Она заперла входную дверь и отправилась на кухню, размышляя, что приготовить к обеду. Она была уверена, что Бекки съест все, что бы перед ней ни поставили. Но Амбер была слишком разборчива с чересчур длинным списком «Этого я не ем».

Наверху в мягком свете комнаты Бекки Амбер немного успокоилась. Она ничего не сказала с тех пор, как пришла в комнату, но при виде знакомых вещей Бекки — книги, куклы, пластинки, рулоны бумаги и сотни цветных карандашей, — она неизменно приходила в себя. Бекки тоже ничего не сказала, просто взяла пачку цветных карандашей и стопку бумаги и положила на пол. Она неторопливо готовилась к их любимой игре в бумажных кукол. Амбер взяла несколько карандашей, неохотно вступая в игру. На самом деле это была любимая игра только для Бекки. У нее очень хорошо получалось рисовать, подбирать одежду и аксессуары… Порой Амбер просто сидела рядом и смотрела, завороженная прирожденным даром Бекки к подбору цветов и моделей и превращением пустых листов бумаги в тысячи кукольных костюмов, ни один из которых не был похож на предыдущий. Она и понятия не имела, как это удавалось подруге.

Она наблюдала, как Бекки взяла ножницы из коробки для обуви и начала вырезать серые брюки, которые только что нарисовала. Ей нравилось, как свисали светлые локоны подруги, когда девочка вырезала, внимательно следуя контуру, по которому скользили ножницы. Все, что она делала, получалось красивым и аккуратным. Амбер, чьи бумажные куклы выглядели так, словно их вырвали, а не вырезали из бумаги, завидовала Бекки.

Она осмотрелась. Ей нравилась комната. Она была наполнена любимыми безделушками Бекки: рисунками, маленькими керамическими кувшинчиками, карандашами и кистями. Ее лучшие картины висели на стенах, одежда была сложена в корзине, зимние пальто и шапки — на вешалке, ее коллекция балетных туфелек… Но комната была не в беспорядке, а просто наполнена… жизнью. Она очень отличалась от пустой комнаты Амбер. Дома горничная приходила в ее комнату дважды в день: сразу после ее ухода в школу и после обеда, чтобы проверить шкафчики и убрать постель. Это походило на жизнь в отеле, жаловалась Амбер Кристине. Но с указаниями Макса прислуге было бесполезно спорить: в квартире должно быть чисто, минимум хлама. Амбер вспомнила, как Макс после возвращения из недельной деловой поездки обнаружил, что они с Киераном ни разу не принимали ванну. Ей тогда было восемь лет, а брату десять, и они поспорили, сколько они смогут обойтись без… Макс был в бешенстве. После этого случая была нанята армия прислуги, которая мыла, чистила и драила все уголки дома, приводя все в столь желаемый Максом порядок. Макс, Макс, Макс. Словно все в этой жизни крутилось вокруг него. Ни она, ни Киеран даже не называли его «папочкой», она не знала почему. Это звучало бы так… глупо. Он был просто Максом. Так же, как и Анджела была Анджелой, а не «мамочкой». Анджела, конечно, никогда и не вела себя как мать. Она была скандальным, пьяным и хрупким созданием, каким они всегда ее и помнили.

Амбер разглядывала кукольную одежду, медленно --">