Елена Лагутина - Солнце ближе

ванной, и снова направила на себя теплые струи. Павлик наконец перестал извиняться, и Вика, сложив губы бантиком, звонко чмокнула в трубку, что означало пламенный поцелуй.

Павлик появился в ее жизни два года назад. Причем появление это нельзя было назвать стремительным — они знали друг друга и раньше, потому что Павлик, или Павел Анатольевич, был одним из партнеров ее босса, Сергея Петровича, у которого Вика раньше работала секретаршей. Павлик упорно стрелял глазками и приглашал в рестораны — почти два месяца, до тех пор, пока Вика не подумала: а что она, собственно, теряет? Потеряла она и правда не много — занудного шефа, несмолкающий, дрожащий от бешенства офисный телефон, фарфоровые чашки, которые каждые полчаса необходимо было наполнять кофе, и еще массу полезных и бесполезных вещей. Через два дня после первого совместного похода в ресторан Вика бросила работу и перешла на содержание страстно влюбленного Павла Анатольевича, который превратился в Павлика.

Что она приобрела? Вика всегда отмахивалась от этих мыслей, вспоминая то время, когда ей приходилось существовать на зарплату секретарши. Сумма была чуть ниже прожиточного минимума. Вспоминала свои тоскливые взгляды на чулки «Франзони», о которых всегда мечтала как-то по-детски и которые в реальности заменялись ненавистной, дряблой, вечно провисающей «Грацией». Иногда это не помогало, и тогда она вспоминала все ту же Ленку Неверову с ее вечными клетчатыми сумками и периодически дающем о себе знать геморроем, с пустой двуспальной кроватью красного дерева. Вспоминала — и ей становилось легко. Она подходила к зеркалу, задумчиво смотрела на себя — не слишком яркая, скорее, блеклая дама, стремительно приближающаяся к тридцатилетнему рубежу своей жизни. Такой видела себя Вика. Но у нее по крайней мере есть мужчина. А вот у Ленки и у десятка таких же Ленок, кроме их самостоятельности, больше ничего нет.

Вика укуталась в махровое полотенце и наконец вышла из ванной. Итак, Павлик сегодня не придет. Романтический вечер отменяется? Она улыбнулась немного грустной улыбкой.

— Ты — прожженная стерва, — эту характеристику она услышала как-то на вечеринке от одной из подвыпивших старых подружек. Фраза, несмотря на смысл, была произнесена без злобы. Вика медленно отвела глаза от бриллианта, поблескивающего на среднем пальце левой руки, и ответила с той же интонацией:

— Я знаю. Но с этим уже ничего не поделаешь.

Теплый и ласковый воздух из электрического фена приподнимал влажные пряди, рассыпал их по голове, постепенно заставляя влагу испаряться, а волосы — блестеть. У нее красивые волосы — об этом все окружающие твердили с детства. Позже, обучаясь на факультете психологии, Вика узнала, что это называется условной психологической установкой — ее уверенность в красоте собственных волос исходила не от личного впечатления, а была словно запрограммирована в подсознании с детства. Но эта психологическая установка ей сильно помогла, особенно в подростковом возрасте, когда лицо внезапно покрылось прыщами, глаза потухли, и ей приходилось утешать себя единственной мыслью о том, что у нее красивые волосы.

Выключив фен, Вика подошла к окну и прикурила сигарету. Вечернее солнце светило из последних сил, слепило глаза, как будто хотело отомстить за свое нежеланное, но неизбежное и скорое исчезновение с горизонта. Редкие машины лениво ползли в разные стороны, уставшие, наверное, как и их хозяева. Она закашлялась, вдохнув в легкие слишком много дыма, и смяла окурок в пепельнице.

На столе стояла чашка с недопитым чаем. Привычка, от которой Вика никак не могла избавиться, — оставлять чашку на столе. Она собралась было завалиться на диван с книжкой, но внезапно в комнату ворвался поток свежего воздуха. В нем была и свежесть первых весенних листьев, и сладковатая влажность оттаивающей от снега земли, и еще что-то необъяснимое — то, что заставляет весной всех людей сходить с ума.

Но сходить с ума Вика не собиралась. Вдохнув поглубже, она просто трезво констатировала тот факт, что на улице весна, а ее любовник внезапно уехал в другой конец города на экстренное совещание. Следовательно, нечего торчать дома взаперти, как книжный червь, хотя книги с некоторых пор стали единственной вещью на свете, которую она любила. Не считая, конечно, дорогих духов, шикарного белья и еще целой кучи мелочей — хотя все это было скорее насущной необходимостью, но не --">