Анна Берсенева (Сотникова Татьяна Александровна) - Серьезные отношения

следующую монетку.

Из-за этой чертовой монетки Ирина просыпалась каждую ночь в одно и то же время. Не специально, а просто потому, что спать становилось невозможно. А этой ночью она проснулась даже раньше, чем обычно. Может, ночь эта была какая-нибудь особенно морозная?

Она выбралась из-под одеяла, пледа и пальто, которыми накрывалась поверх одеяла, и подошла к окошку. Улочка была пустынна, горели фонари над крылечками спящих домов, в их неярком свете поблескивали на небе редкие тускловатые звезды. Все вдруг показалось ей таким странным, таким невозможным – и эта пустая улица, и звезды, и одиночество. Зачем, почему? Зачем она здесь одна, когда есть у нее дом, и есть муж, любящий и любимый, и… Зачем ей быть здесь одной, без него?!

Недоумение от этой простой мысли было таким пронзительным, что Ирина почувствовала, как по ее щекам медленными каплями потекли слезы. Может, это была та пронзительность, которая свойственна всем ночным ощущениям и утром проходит без следа, но она не могла сейчас в этом разбираться. Неделя, которую еще предстояло провести в Лондоне, казалась ей бесконечной в своей ненужности. Она готова была уехать домой немедленно, и даже не уехать, а уйти пешком, вплавь через Ла-Манш!

Ей казалось, что ничего острее этого чувства быть не может. Но когда ночную тишину вдруг прорезал звонок, Ирина вздрогнула. Звонили внизу, на улице, и звонили именно к ней: хозяйка дома была так же педантична, как и скупа, и Иринина фамилия значилась в списке жильцов уже в первый ее лондонский день. Но за полгода, проведенные здесь, звонок она слышала впервые. К ней и днем-то некому было звонить, а уж тем более ночью!

От изумления Ирина открыла нижнюю дверь сразу, даже не спросив в переговорное устройство, кому это она понадобилась, и верхнюю дверь распахнула тоже сразу, и вышла на площадку, прислушиваясь к стремительным, через две ступеньки, шагам на лестнице.

И, ахнув, упала в объятия мужа. Именно упала, и именно в объятия, потому что у нее подкосились ноги, а Игорь распахнул руки так широко, что в этот счастливый размах можно было только упасть.

– Ну, – сказал он, целуя ее в лепечущие что-то бессмысленно-счастливое губы, – скажи что-нибудь внятное.

– Что? – глядя на него счастливыми изумленными глазами, спросила Ирина.

– А не знаю! – засмеялся он. – Что говорят мужу, который явился ночью без предупреждения?

– Это смотря кто говорит, – всхлипнув, улыбнулась она.

– Ну да. – Сам он уже не смеялся, но глаза смеялись по-прежнему. – Есть кто и ничего не говорит, а любовника под кровать прячет. А ты, наверное…

– Я любовника уже спрятала.

Ирина наконец поцеловала мужа и посторонилась, пропуская его в квартиру.

– А ты, наверное, стихи мне расскажешь. Интересно, какие?

Она вовсе не собиралась рассказывать ему стихи, она была так ошеломлена и так счастлива, что ей было не до стихов. Но он так весело смотрел своими невозможно светлыми глазами, что она засмеялась и сказала первое, что пришло в голову:

– «Ты так же сбрасываешь платье, как роща сбрасывает листья, когда ты падаешь в объятия в халате с шелковою кистью!»

Просто она все время думала про объятия. Про его объятия, из которых он ее не выпускал…

– Хорошие стихи, – одобрил он. – А снимай-ка ты свои шелковые кисти…

На ней был вовсе не халат, а свитер и брюки, в которых она спала из-за холода. Но она сняла их быстрее, чем сбросила бы любой халат со скользящими шелковыми кистями. Игорь сел на свой щегольский чемодан и смотрел, как она раздевается. Вид у него был завороженный. Он спохватился, только когда она перешагнула через брошенный на пол свитер и положила руки ему на плечи.

– Ирка… – прошептал он, вставая. – А мне-то в Москве казалось, что я по тебе соскучился…

– А на самом деле что? – улыбнулась она.

– А на самом деле еще сильнее соскучился, чем казалось. И правда, полгода – много это, ой много…

Он целовал ее и одновременно раздевался. Это получалось у него очень смешно, потому что неловко. Его движения всегда были точными, и видеть мальчишескую неловкость его движений было непривычно.

Комната казалась просторной только из-за скудной мебели, на самом деле пройти от двери до кровати можно было в два шага. Но когда, раздевшись, Игорь взял Ирину на руки, за то короткое, как ресничный взмах, время, пока он нес ее до кровати, она успела почувствовать такой --">