Оксана Николаевна Сергеева (Fima) - Перерыв на жизнь

Это мазь от ушибов и царапин.

— Спасибо. Как раз то, что надо, — благодарит Рада. Немного отодвигается от стола, ставит ступню на перекладину

соседнего стула, приподнимая колено выше, и обрабатывает ногу. Наносит мазь на синяки и царапины.

— Помочь?

— Нет, боюсь, ты можешь увлечься. И начнешь меня лечить с ног до головы.

— Я бы с удовольствием, — говорит он и выразительно смотрит на ее колени. — П*здец, у тебя ноги... Как говорится, когда я

вижу такие ноги, я забываю про труп в багажнике моего автомобиля.

Она вскидывает глаза. Оказывается, у нее зеленые глаза. Он и не помнит.

Радка-мармеладка. Шатенка с зелеными глазами — убойное сочетание. Наверное, в его вкусе. Да, определенно, в его вкусе.

Она шикарная. Роскошная. С обалденными длинными ногами. Любая супермодель сдохла бы от зависти, глядя на ее фигуру.

Когда он увидел ее полуголую, в белых кружевных трусиках, которые ни черта не прикрывали, у него не только в паху заныло.

Заныло все тело. Захотелось ее… Захотелось. Всю.

— А-а, — иронично протягивает она, — так это был комплимент...

— Ты замужем? — спрашивает он, и Рада отвечает на его вопрос понятной улыбкой. Откладывает в сторону тюбик с

лекарством. — Ах, ну да, — говорит он за нее, — тебя бы тогда здесь не было.

— Конечно, не было бы. Я не замужем.

— Почему?

Пожимает плечами и отделывается скромным:

— Не сложилось.

— А как же — выйти замуж за интеллигента, чтобы наплодить интеллигентов?

Она соскальзывает со стула, проводит руками по шортам будто вытирает ладони.

— Курить хочу.

Уходит за своей сумкой и через минуту возвращается. Достает пачку сигарет. Отказывается от протянутой зажигалки,

прикуривает сама.

— Хорошая девочка Рада совсем испортилась, — ухмыляется Артём.

— Даже не представляешь, насколько, — иронизирует в ответ «хорошая девочка».

— А может, тогда и сексом займемся?

На мгновение Дружинина замирает. Потом с выдохом выпускает тонкую струйку дыма и, качая головой, уверенно говорит:

— Нет. С тобой я спать не буду.

— Почему нет? — преспокойно спрашивает он.

Она улыбается:

— Не хочу.

— Жаль.

Дружинина хочет узнать, как сложилась его жизнь, но не может сформулировать ни одного четкого вопроса. Судя по машине

и квартире, живет он много лучше, чем просто «хорошо». И это хорошо.

— Как уважаемые родители? — зато Гера с вопросами не задерживается. «Уважаемые» звучит довольно язвительно.

— В порядке.

— Во всем успех? Процветают?

Рада кивает, неторопливо затягивается.

— Папа давно уже ректор. Мама тоже вся в науке, заведует кафедрой экономики инноваций. Докторскую защитила.

— А ты? Что-нибудь уже защитила? — усмехается. Черные глаза не отрываются от ее лица.

Рада не поддерживает его смех, небрежно стряхивает пепел и снова подносит сигарету к губам.

— А на мне природа отдохнула.

— Бывает.

— Вот и я говорю. Бывает. Отвези меня домой.

Она уже попросила его, а потом подумала, что зря. Лучше бы добраться на такси, но едва ли теперь удастся отвязаться от

Артёма. Он настойчивый. Это Дружинина уже успела ощутить на себе.

— Я сейчас живу у родителей... — предупреждает она, садясь в машину.

— Я помню адрес, можешь не говорить. Если твои родители живут там же, — перебивает ее Гергердт. Этот адрес он вовек

не забудет.

— Да.

По дороге молчат оба скованные странным ощущением. Почему-то даже у Геры закончиваются вопросы. Когда наконец

машина останавливается у подъезда, Рада испытывает необычайное облегчение, но вида не подает, отшучиваясь:

— Надеюсь, ты не рассчитываешь на прощальный поцелуй.

— Целоваться не люблю, а вот телефон оставь.

— Нет, — качает головой и хватается за ручку, чтобы выйти. — Всего тебе хорошего…

Гергердт вдруг подается к ней и делает то, о чем мечтал последние несколько часов, — трогает ее лицо. Касается ладонью

щеки, потом скользит вниз и обхватывает пальцами шею. Он не давит, а только горячо касается, но у Рады снова

перекрывает дыхание. От непозволительной близости, в которой они оказались. Она чувствует его тепло, аромат его

парфюма, те нотки, которые раскрываются на коже.