Татьяна Евгеньевна Веденская - Моя навсегда

крови. Бессмысленно теперь искать аргументы и взывать к здравому смыслу. Я никогда не знала, какое событие превратит его в чудовище и в какой момент, но хорошо знала, что рано или поздно это обязательно произойдет. Нельзя победить, если играть в игру, правил которой не знаешь. К людям не прилагается инструкция, нет даже описания, но и выйти из игры совсем не так просто. Насколько хрупка человеческая жизнь? Грань в один шаг, в один вдох, в один удар сердца.

– Стой, тварь, – услышала я близко, почти рядом, куда ближе, чем я надеялась.

Его рука скользнула по моей футболке. Я взвизгнула и заорала из последних сил. Странный пронзительный визг, так, наверное, и рождаются легенды про крик чупакабры. Я дернулась всем телом, изогнулась и рванула вперед с утроенной силой. Я и не представляла себе, что мои силы еще могут утроиться.

Не помогло. Еще три шага – и враг наскочил на меня всем телом, повалил на землю, прижал лицом к крючковатым корням, перерывшим землю. Я судорожно вдохнула запах земли и листьев: вкусно пахло ночной влагой и немного черникой. Я пыталась оттолкнуться от земли ладонями, толкала тело вверх даже не для того, чтобы избавиться от поймавшего меня в силки хищника, но чтобы заполнить легкие воздухом. Дышать, хотя бы дай мне дышать!

– Думала убежать? От меня убежать? Совсем не соображаешь, да? Думала, можно натворить дел и убежать? – продолжал повторять он с каким-то нехорошим удовлетворением.

Затем он приподнялся, продолжая сидеть верхом на мне. Я затихла и просто дышала – роскошь, которой мне оставалось наслаждаться так недолго. Он тоже дышал и молчал, думал, что делать дальше. В тот момент он наверняка пытался просчитать, какова вероятность того, что меня – мой дурацкий крик чупакабры – кто-то услышал и придет мне на помощь.

Лес тихо поскрипывал высокими, в небо, соснами. Хороший воздух тут был, очень хороший. Не каждый дачный поселок может похвастать такими соснами. Места сухие, но не слишком. Грибов полно, и не каких-нибудь сыроежек или там лисичек, которые я, впрочем, тоже люблю. Белых грибов, подберезовиков, подосиновиков, козлят, маслят, вкусных ароматных польских грибов…

– Помогите! – заорала я, дернувшись в сторону.

Ошибка номер три. Никогда не зли человека, который прижимает твои плечи к земле. Звук получился слабым, неудачным, невыразительным. Даже если кто-то меня услышит, он вряд ли воспримет такой писк всерьез. Кроме моего врага.

– Заткнись, тварь! – прорычал он.

В его голосе не осталось жалости, никакой надежды на помилование; только кристально чистая ненависть, первобытное зло, неуправляемая ярость. Злейший враг, когда-то ты любил меня, а я любила тебя. Когда-то ты был ответом на все мои молитвы, когда-то я ждала твоих звонков, мечтала оказаться с тобой наедине, держала в кошельке твою фотографию.

– Пожалуйста, пожалуйста, не надо, – прошептала я, и слезы, прорываясь, изломали и исказили мой голос.

Я всхлипывала и шмыгала, начала непроизвольно дрожать.

– Теперь ты, значит, вспомнила слово «пожалуйста», – недобро усмехнулся он. – Чего ты хочешь? Чтобы я простил тебя и помиловал? Ты недостойна этого, ты недостойна прощения, понимаешь? Чего ты от меня хочешь?

– Ничего я не хочу, – пробормотала я жалобно. – Ничего, ничего я не хочу.

– Вот это ты врешь. Ты лгунья, моя Софи. Ну почему ты никогда не говоришь правды? Ты же понимаешь, что меня довела? А? – он крикнул и встряхнул меня, как тряпичную куклу. Я ударилась головой о корягу. – Посмотри на меня, моя дорогая, до чего ты меня довела! И теперь ты говоришь «пожалуйста»?

Тон изменился, он заговорил громче, визгливее, истеричнее. Глаза в темноте горели огнем.

– Я ничего не сделала, – ответила я, с тоской оглядываясь по сторонам.

Помощь не придет. Никто не придет. Я совершенно одна. Нет, не одна: с ним, с человеком, которого когда-то любила, который стал моим злейшим врагом. Если бы я была одна!

– Ты? Ничего? Не? Сделала?

Он буквально выплюнул каждое слово мне в лицо, и вдруг щеку мне обожгла пощечина. Когда-то он находил способ объяснить мне, почему я сама во всем виновата, откуда берется его взрывоопасная ярость. Он мог кричать мне в лицо и меня же обвинять в этом, и когда-то я даже верила, что он прав. Если человека долго наказывать за что-то без причин, рано или поздно он признает, что это заслужил. Защитный механизм, обернувшийся против тебя. Аутоиммунный ответ, как при системной красной волчанке. Я верила, я стеснялась, я искала --">