Пенелопа Блум - Его банан (ЛП)

Да. Я не горжусь этим, но я немного ходячая катастрофа. Окей. Больше, чем просто немного. Я была магнитом для неприятностей. Если бы была кнопка, которую вы абсолютно не должны ни при каких обстоятельствах нажимать, бесценная ваза, склонный к сердечному приступу старик или что-то еще, что можно испортить, я, вероятно, была бы последним человеком, которого бы вы хотели иметь рядом. Но, эй! Я была чертовски хорошим журналистом. Тот факт, что у меня все еще была работа, было тому свидетельством. Конечно, дно, на которое я всегда, казалось, приземлялась, также напоминало о том, что у меня одна сплошная черная полоса невезения. Было трудно вырваться вперед, когда у тебя была тенденция случайно выстрелить себе в ногу, независимо от того, насколько хороши были твои журнальные статьи.

— Проснись, — сказала я, пиная брата под ребра. Брэйден застонал и перевернулся. Ему исполнялось тридцать через неделю, и он все еще жил с родителями. Их единственным требованием было, чтобы он помогал по дому. Конечно, он никогда этого не делал, что означало, что они иногда пускали в ход пустую угрозу и выгоняли его. Он отсиживался на полу в моем шкафу в квартире день или два, пока все с ними не уладится, а потом он снова исчезал с глаз моих долой.

Если бы я была функциональным беспорядком, Брэйден был бы моим дисфункциональным коллегой. У него та же все разрушающая генетика без настойчивости исправить свои ошибки. Результатом этого стал двадцатидевятилетний парень, чье основное хобби играть в «Покемон Гоу» на своем телефоне (прим. бесплатная, на основе определения местоположения дополненной реальности, многопользовательская ролевая мобильная игра) и который иногда подрабатывал «санитарным офицером», с минимальной зарплатой, чье основное дело — собирать мусор для города.

— Солнце еще даже не взошло, — простонал он.

— Да, ну, твой двухдневный льготный период закончился, Би. Мне нужно, чтобы ты все уладил с мамой и папой, чтобы снова все мои коробки для обуви были только мои.

— Посмотрим. У меня есть покемон, которого бы я хотел поймать, пока буду в центре города. Может, после этого.

Я надела пальто, остановившись на двух разных ботинках… темно-коричневом и темно-синем, потому что у меня не было времени продолжать поиски,… и прокралась через коридор от моей квартиры. Я жила напротив домовладелицы, и она никогда не упускала возможности напомнить мне, сколько денег я ей должна.

Да, я платила за квартиру. В конечном счете. Моя извечная черная полоса по жизни не давала мне иметь самую высокооплачиваемую работу в журнале, так что иногда мне приходилось оплачивать другие счета. Как электричество. Если я чувствовала себя по-настоящему везучей, я даже покупала еду. Мои родители не были богаты, но они оба были учителями и накопили достаточно денег, чтобы одолжить мне, если я когда-нибудь буду в отчаянном положении. Я не была слишком горда просить, но я не хотела, чтобы они беспокоились обо мне, поэтому я заставила Брэйдена поклясться хранить в тайне содержимое моего холодильника и кладовки. В любом случае, я скоро встану на ноги, так что не было смысла раздувать из этого проблему.

Жить в Нью-Йорке было недешево, но я бы не променяла это ни на что другое. Если и был город, который понимал мою собственную разновидность хаоса, то это был он. С таким количеством людей, наполняющие эти улицы каждый час дня, я не могла не вписаться, независимо от того, насколько была неорганизованна или совпадали ли мои ботинки или нет.

Я наслаждалась своей поездкой на работу даже в те дни, когда бежала далеко позади графика, за что я знала, что получу выговор, когда доберусь туда.

Офис, в котором я работала, был, мягко говоря, голым. Наши столы были из ДСП с облупившимися слоями серой краски. Стены были тонкими и пропускали почти каждый звук движения снаружи. Многие из наших компьютеров все еще были старыми и громоздкими, мониторы весили около тридцати фунтов и были размером с перекормленного малыша. Печатная журналистика умирала страшной смертью, и мое рабочее место не скрывало этого. Единственные люди, оставшиеся в бизнесе, либо были слишком глупы, чтобы почувствовать запах роз, либо те, кому слишком нравилось заботиться о нем. Мне нравилось думать, что я и то, и другое.

Как только я вошла, Хэнк выбежал из своего углового