Злата Тур - Служанка

расплываются, потому что глаза невольно провожают глубокий прогиб спины. «Собака мордой вверх». Заключать с собой пари на отказ от курения, если еще раз посмотрю? Так как же не посмотрю, если сейчас она пойдет в собаку мордой вниз… И «The Economist» не бросает мне спасательный круг…Просто тупо смотрю на идеально ровные ноги и выставленную мне напоказ аппетитную задницу. Первый раз в жизни пожалел, что имею орлиное зрение. Эти как бы трусы сбились с положенного места и практически врезались в неположенное, позволяя увидеть во всей красе эпилированное междуножье. Твою ж мать! Она еще уменьшила угол, опершись на локти, отчего задница Эйфелевой башней устремилась еще больше ввысь.

Вдох-выдох! Надеюсь, больше поразить меня нечем. Сердце больно толкнулось в грудную клетку и чуть не остановилось. Забыл еще про один вариант! Но это точно без меня — если из этого положения она еще задерет одну ногу вверх… желание трахнуть ее просто взорвет меня. Ни …за…что! Я опустил голову, даже ниже необходимого, чтоб видеть строчки, но этот раунд я выиграю по-любому. Пусть хоть завязки порвутся на ее купальнике или в аналоге березки она попросит подержать ей ноги. Усилием воли переключаюсь на новости экономики и, наконец, погружаюсь в свою личную нирвану. Однако стерва, похоже, не привыкла отступать от намеченного.

— Тимофей! — выдергивает меня из моего рая хорошо поставленный голос мачехи с капризно-обиженными нотками. Молчу, изображая глухонемого евнуха.

— Тимофей! Ты меня слышишь?

«Конечно, слышу, но тебе знать об этом не стоит!»

С последним глотком кофе опускаю журнал и натягиваю на лицо маску равнодушия.

— Ника, ты что-то хотела? — спрашиваю, словно только что увидел ее.

— Я спрашиваю, какой ты кофе пьешь? Меня аромат постоянно отвлекает. Зная про твою снобскую натуру, могу предположить, что ты пьешь исключительно Блэк Айвори.

«Хочешь зацепить и перейти к обсуждению вкусовых пристрастий или ждешь, что я удивлюсь — откуда ты про мою натуру знаешь?» — возникает мысль не обсуждать. Хотя, сама подкинула идею, как поставить ее на место раз и навсегда.

— Ника, я патологически брезглив, поэтому ни кофейные зерна, которые вышли у слона из задницы вместе с экскрементами, ни женщины, только что слезшие в чужого хрена, меня не интересуют, — отвечаю намеренно грубо, ясно давая понять свое отношение к ней. Стерве, расколовшей нашу семью.

Хотя… Из любого правила есть исключения. У нас есть столовые приборы, которые мы не стерилизуем и не выбрасываем после того, как поели. Соответственно, ложку или вилку спокойно берем в рот, не задумываясь, кто ею ел вчера: и в ресторане, и на приеме, и дома. И мысли о конкретном рте принимают нежелательный для меня оборот. Отлюбить ее рот я бы не побрезговал. Представлять, как она выглядит голая, мне было не нужно. Все, что обычно прикрывается одеждой, я уже видел. Как снизу, так и сверху. Вместо закрытых чашечек, ее лиф представлял две эластичных тряпочки, прикрывавших тугие соски и немного пространства около них. Так что и форма, и размер были видны во всем своем довольно приятном виде.

Черт, надо признать, что хотел бы увидеть ее голую, со своим невинно — порочным взглядом у себя между ног. И по отношению к отцу не чувствовал бы вины. Подмять под себя, накрыть своим телом — это как заявить права на женщину. Выбивать из нее стоны и вскрики — это дарить ей наслаждение и получать самому, это личное.

Минет же кардинально отличается — ни о каких криках страсти речь не идет, рот — то занят! Как с проституткой- ничего не обязан ей давать. Значит, этим способом можно воспользоваться, чтоб не заняться рукоприкладством.

Сука, до чего ж у меня богатая фантазия, если картинка моментально всплыла в мозгу, и я судорожно сглотнул. Конечно, это не укрылось от цепкого взора пираньи, и она будто бы невинно облизнула нижнюю губу.

Уткнувшись в журнал, даю понять, что диалог окончен, однако из головы не могу ее выбросить. Несомненно, она посещала какие-то курсы по соблазнению. Либо сама их вела. Она прекрасно разбирается в людях и мужской психологии.

— Ну что ты такой бука, — капризно надув свои пухлые губки, протянула она. — Мы ж с тобой подружились уже!

— Странно, я этот момент как-то пропустил, — что- что, а дружба с ней мне точно не нужна.

Перед отцом она разыграла трогательную маленькую девочку, оказавшуюся в беде. Стройная, изящная, как статуэтка-балерина, она ласкала взгляд --">