Полина Рей - Триггер

вообще думал, что нет такой силы, которая способна это сделать. Но вот дверь в тачку со стороны, где сидит Настя, открывается, и дочь выскакивает на улицу, прижимая к себе своего поросёнка. За этим наблюдаю словно в замедленной киносъёмке, а когда слышу крик дочери, в котором сквозят нотки неподдельного счастья, и вовсе замираю будто меня прибили к асфальту.

— Мама! — кричит она и несётся туда, где двое пацанов гоняют мяч. — Мамочка!

Б*я!

Я не думал, что может быть вот так, когда два этих выкрика — лезвием по нервам. Когда понимаю, что не могу пошевелиться, потому что застыл, как идиот с этой грёбаной папкой в руках.

Перевожу взгляд на белокурую женщину, ноги которой обнимает Настька. С силой, вжимаясь, цепляясь за её одежду. Как будто и впрямь перед ней мать. И понимаю, почему она так рванула к этой незнакомке. Передо мной моя Таня, только лет на десять старше. Вижу, насколько эта женщина растеряна, смотрю на то, как она рукой гладит Настьку по волосам. И в этом жесте её — щемящее ощущение, от которого нервы мои в жгуты сворачиваются. Сейчас я наблюдаю со стороны, и всё потому, что стоит мне только пошевелиться — пиз*ец. Конец всему. Я просто заберу дочь и мы просто пойдём с ней отдавать документы. А эта женщина… она отправится отлеплять от качелей-каруселей своего ребёнка. И мне придётся донести до Насти, что это была не её мама.

Но сейчас, когда она верит — когда мы оба верим, мать его! — и когда эта незнакомка гладит по голове чужого ребёнка, которого видит впервые в жизни, мне так хочется выгрызть у судьбы эти несколько мгновений.

Наконец понимаю, что она растеряна — эта женщина. Такая светлая, что ли. Как будто из солнца сотканная. Оглядывается в нерешительности, а Настя всё это время в неё вцепляется ручонками, прижимается вместе со своим поросёнком, и мне так паршиво на душе становится. Потому что сейчас подойду, заберу её и всё кончится.

— Извините!

Вот и всё, что могу из себя выдавить, когда подхожу к ним.

— Пап! Мама вернулась.

Б*я трижды! Только этого не хватало. Только не при этой незнакомке, которой так или иначе придётся пояснять, что к чему, если я прямо сейчас не оттащу от неё Настю.

— Хорошо. У нас дело с тобой, ты помнишь?

Присаживаюсь возле дочери на корточках и демонстрирую ей папку. На блондинку стараюсь не смотреть, но нутром чувствую её удивлённый взгляд, направленный на меня.

— Помню. Но никуда теперь не пойду.

Одной рукой впивается в ткань спортивных штанов, что на незнакомке надеты, другой так и прижимает к себе игрушку. Прекрасно, мать его. И что мне теперь с этим всем делать?

— Вы идите, я с ней побыть могу, — с мягкой улыбкой вступает в беседу новообретённая «мама» Насти. — Только сейчас звонок один сделаю.

— Угу.

Это всё, на что меня хватает. Сейчас самым правильным будет подняться к жене Персидского, вручить ей бумаги, забрать Настю и уехать. Хотя, с последними двумя задачами я вряд ли справлюсь так уж легко.

Отхожу от незнакомки и дочери, направляюсь обратно к подъезду, и сотовый в кармане джинсов начинает вибрировать. Когда отвечаю на вызов, слышу эффект стерео, но не сразу понимаю, какого хрена происходит. А когда всё же до меня доходит, медленно оборачиваюсь к незнакомке и Насте.

— Илья? — произносит жена Персидского в паре метров от меня. И я киваю, расплываясь в самой идиотской из всех возможных улыбок.

— Екатерина Олеговна? — уточняю то, о чём переспрашивать совсем не требуется. Всё ясно и так, и от этого почему-то испытываю странное царапающее чувство, скребущееся изнутри в груди.

— Можно просто Катя. Ну, или если вам неудобно так, то Екатерина.

Она поджимает губы, будто я сказал то, что могло её обидеть. И я, как дурак, снова «угукаю» и молчу. Так и стоим, как три тополя на Плющихе. С поросёнком — четыре.

В голове такая каша, хоть волком вой, ни одной трезвой мысли. Вспоминаю о бумагах и протягиваю их Екатерине.

— Вот. Это от Вадима.

Ну я, б*я, сегодня просто кэп Очевидность! Как будто мог доставить что-то другое от кого-то другого. Она берёт документы молча, кивает, так и продолжая гладить Настю по голове тонкими пальцами, на которые смотрю так, будто это единственная вещь в мире, которая может

--">