Амина Асхадова - Девочка Эмина

Они ушли за моей мамой.

Пытаюсь подвигать пальцами. Могу. А ноги не поднимутся, даже с кровати не улизнуть.

Страшно — от приближающихся шагов страшно. Он давит на меня каждым метром приближения.

Из глаз брызнули слезы, когда кровать прогнулась под его весом.

— Т-сс. Не бойся меня. Они каждым пальцем ответят за это.

Его холодные шероховатые пальцы коснулись моих губ. И нежно вытерли слезы. Так нежно, что стало невыносимо больно.

В виске запульсировало очень сильно. Я шмыгнула, почувствовав горячую струю под носом.

— Запрокинь голову. У тебя кровь из носа.

Коротко и властно. Он только что пристрелил своего человека, поэтому лучше слушаться. И я пытаюсь запрокинуть голову.

От движения тело прошибает болью. И я вспоминаю, что сейчас я совсем обнажена.

— Мамочка… — всхлипываю.

Очень больно. Не могу пошевелиться.

— Мама не поможет. Теперь ей самой нужна помощь.

Я реву. Он моей же простыней вытирает кровь с лица. Распахиваю глаза, когда его большие руки обматывают меня простыней. Касаются обнаженного избитого тела.

Я съеживаюсь, пытаясь уклониться от его рук. Вой серен приближается.

Он злится. Чувствую утяжелившееся дыхание.

Грубость рук становится ощутимой. Пятерней сжимает мои ноги, чтобы не дергалась. Закутывает меня в ткань, из которой не выбраться.

— Жить хочешь, Диана? Для этого понадобится много крови.

Я не успела ответить — он резко схватил мою руку, а в его руках блеснул нож.

— Мне нужна не эта кровь, он все поймет! — мужчина чертыхается.

И тогда мы встречаемся взглядом. Мой подбородок дрожит так сильно, что сейчас отвалятся все зубы.

— Ты девственница?

— Я… я… — хриплю, отползая от него дальше и дальше.

Хватка на руке усиливается. В моих глазах снова начинает темнеть.

— Понял. Ты пока не готова, мы совсем не знакомы и так далее, — усмехается он.

Но в его усмешке таится жестокость. В его силах получить от меня все, что он хочет.

А в следующую секунду руку пронзает боль. Острая. Ядовитая. Режущая. С пальцев тут же потекла кровь, она захлыстала из ладони, будто меня лишили руки.

Лучше бы я умерла.

Кому-то нужна моя смерть — жестокая, низкая, с кровью. А этому незнакомцу нужна моя жизнь.

Простыня измазана в моей крови. Я была в огромной луже, что едва впитывалась в простыни. Меня затошнило. Стало холодать. В глазах темнело.

— Достаточно.

Он стягивает с себя футболку, с силой прижимает ткань к моей руке и поднимает меня на руки. Вместо крика получается хриплый стон. Мое тело уже не принадлежит мне.

Распахиваю глаза. Простреленный ноутбук. Кровать в моей крови.

И его глаза. Серые, бездушные. Страшные, как теперь моя жизнь.

Я читаю в них свой приговор.

Мне снова становится плохо.

— Пожалуйста, не трогайте меня. Лучше убейте сейчас, чем потом… после… — хриплю ему в лицо.

— Лучше делай, как я говорю. А я говорю закрыть рот.

Поджимаю губы. Нижняя челюсть трясется. В его присутствии страшно даже плакать. Он давит похлеще металла.

А дальше начинается кромешный ад. Мы перешагиваем через труп того, кто раздевал меня. Ногой он почти что выбивает дверь моей комнаты. Мы оказываемся на первом этаже. В гостиной, возле родительских чемоданов лежало тело. Опухшими глазами я узнаю родной силуэт. Мамы нет.

На полу лежал отец, его ранее теплые лучистые глаза сейчас смотрели на меня безжизненно. В его лбу, прямо посередине зияла дыра.

— Папа… Папа!

Я кричу. Истошно кричу. Во мне появляются силы, и я вырываюсь из кокона простыни. Она распахивается, но падать дальше не позволяют мужские руки. И пощечина, после которой лицо горит огнем, а из носа хлыщет кровь с новой силой.

Я вскрикиваю и утихаю. На миг теряю сознание. Он не такой же, как те трое.

Он хуже. Опаснее. И бьет больнее.

Я плачу. На столе лежали наши документы — паспорта, билеты на самолет — наш шанс на счастливую жизнь. Эмин забирает все, но лишь мой паспорт он кладет отдельно. Знакомая обложка документа утопает во внутреннем кармане его брюк. Остальное сминает в кулаках.

И еще этот человек знает, где находится черный выход. Именно там поджидает его автомобиль цвета грязного асфальта. Под стать его глазам.

Эмин уже был в нашем доме. Он знал, чем закончится этот день.