Александра Лимова (Lim_Alex) - Соло

Стас вернулся из душа, когда я уже полностью проснулась, но запихнув под подушку патчи, старательно делала вид, что даже пальцем не шевелила и моя трансформация это исключительно природный дар.

Если и заметил, то тактично не показал. Протестующе бросила в него пультом от плазмы, когда он деловито, усевшись на мои ноги спиной ко мне, начал щекотать мои ступни.

Добившись истеричного визга от меня, бесполезно брыкающейся и пытающейся его спихнуть с себя, спокойно так поинтересовался:

— Ничего не понимаю, что ты хочешь?

— Пощады! — отчаянно взмолилась я, и мне тут же ее даровали, с довольным выражением лица плюхнувшись рядом на постель.

Мстительно ущипнув его за сосок и получив в ответ шлепок по ягодице, переходящий в то, что Стас, заключивший, что я достаточно взбодрилась, почти подмял меня под себя, я снова выразила протест. Он был прав, утро у меня действительно бодрым вышло, но сейчас причина отказа была иная: он-то в душе уже был и от него приятно пахло гелем и зубной пастой, а вот у меня таких преимуществ не было.

Стас не без досады выпустил меня из постели, с которой я соскреблась с кряхтеньем. Когда паника и прочие выраженные эмоции отпустили мой осоловевший мозг, он запоздало напомнил, что траблы с телом не только в его непрезентабельности. Такое ощущение, что меня вчера зверски избили, только мне это столько радости доставило, что с болезненностью смиряешься. Пообещав Стасу действовать оперативно, супротив этого вразвалочку, на болящих ногах поплелась в ванную. Душ воскресил не до конца, но все же помог.

Занимаясь гигиеной полости саднящего рта, я раздумывала над соблазнительной мыслью написать Абрамовой, что наш очередной девичий обед сегодня пропущу, у меня свое горячее есть. Но все-таки передумала. И слава богу.

Затянув узел полотенца на груди, покинула ванную. Чтобы охуеть.

Стас обувался на пороге и головы на меня не поднял. Спокойно выпрямился, потянувшись за своим тренчем к вешалке. Оперлась плечом о стену, наблюдая загадочную картину, произнесла:

— Мы вроде позавтракать собирались.

— Без меня. — Ровно, без капли эмоций, накидывая тренч на плечи и даже взгляда на меня не обращая.

Шокировало меня не сама кардинальная и как будто нереальная перемена, а то, как он это сказал. Как Насте. Как женщине, не имеющей для него вообще никакого значения. Я сомневаюсь, что с целью задеть поглубже, мы не настолько давно и глубоко близки, когда такая стратегия может иметь субъективное личностное значение. И это еще хуже. Меня поравняли с кем-то, на кого глупо тратить ментальные ресурсы. Без причины. Без всякой причины, как будто она и не требуется или я недостойна того, чтобы объяснять. Но я не сделала ничего, чтобы со мной так обращались. Со мной нельзя так обращаться.

— Это за тон, блять? — с доброжелательной улыбкой свежуя его взглядом, осведомилась я, склоняя голову.

Его, не ответившего, даже не посмотревшего на меня. Уже позволяющего себе то, чего ему нельзя вообще и никогда в принципе — на долю мгновения холодно поднявшего уголок губ с равнодушным отстранением, прежде чем его пальцы повернули ручку двери, и он безмолвно вышел за нее. Довольно громко захлопнув за собой.

Эхом в голове этот звук в наслоении с беспощадным выстрелом такого знакомого, но на этот раз едва не убившего на поражение: Катя в очередной раз неосмотрительно, тупо и самозабвенно влюбилась, а ее возлюбленный в очередной раз тупо и самозабвенно посчитал это дозволением вести себя так как ему заблагорассудится.

Мышцы лица искривляет знакомый болезненный оскал, когда смотрела на захлопнувшуюся дверь и произносила уже заебавшее, но такое традиционное:

— Да не угадал ты, родной. Катись нахуй, вернуться можешь только за ускоряющим пинком.

А слезы, ушедшие с холодной отрезвляющей водой в сток, второй раз за утро принятого душа, это не так важно. Там, может, химический состав чуть различается, но по сути та же вода. Ушла в сток, в канализацию, и это нормально. Все нормально, мир вновь понятен, а это важно.