Полина Ветер - Прости, малышка... (СИ)

что не за этим.

— Проходи. Садись. — Выводит меня из ступора низкий мужской голос. Он словно обволакивает меня, и я совершенно не могу пошевелиться, потому что поднимаю глаза и встречаю этот взгляд.

О… Мой… Бог…

На вид ему чуть больше тридцати, и он сильно отличается от тех пузанов у бассейна. Высокий, подтянутый, в кипельно белой рубашке и синих брюках на черном кожаном ремне. Волосы темные, взгляд убийственно пронзительный, от него у меня подкашиваются коленки, и я, кажется, перестаю дышать.

Он стоит у окна, внимательно меня разглядывая, и в этом нет ничего хорошего, потому как брови его нахмурились, видимо мой вид совсем его не впечатлил. Мужчина делает несколько шагов в мою сторону и, указывая тонким пальцем своей невероятно красивой руки на мягкий стул прямо напротив огромного стола, говорит:

— Сядь.

Я на ватных ногах прохожу, стараясь не смотреть на это воплощение сексуальности, и плюхаюсь на злосчастный стул, как мешок картошки. Он обходит меня, останавливаясь в непосредственной близости от меня, опираясь бедрами на столешницу и сложив руки на груди.

— Что тебе нужно? — То ли пищу, то ли хриплю я.

— Хм… Смелая, значит…

Поднимаю глаза, сверлю его взглядом. «Корлеоне» поднимает бровь, сверлит в ответ. Выдерживаю.

— Твои предположения?

— Понятия не имею.

— Плохо, девочка. Пораскинь мозгами. Что такому, как я, нужно от такой, как ты?

В груди вскипает злость. Этот сексуальный хлыщ думает, что умнее всех.

— Я не стану работать проституткой. Лучше сразу меня убей.

Произношу каждое слово с ненавистью.

Мужчина смотрит пристально, а потом вдруг начинает смеяться в полный голос. Заразительно так, от души. Он огибает стол и садится напротив меня, потряхивая плечами. Я в ступоре.

Вдоволь насмеявшись, «Корлеоне» делает серьезное лицо и выдает:

— Есть хочешь?

***

Я в полном недоумении, пялюсь на него, как имбицилка, ведь вопрос просто выбивает меня из колеи.

Я очень хочу есть. Кажется, последние намеки на пищу в моем желудке побывали дня три назад, но признаться в этом мужчине, одетому, наверное, в Армани, мне не представляется возможным.

— Пошли. — Он встает из-за стола и шагает к выходу, засовывая руки в карманы.

Какое-то время туплю, не двигаясь, потом резко срываюсь с места, потому что не хочу оставаться в этом обитом красным бархатом огромном гробу одна. Иду за ним через просторную гостиную, потом по коридору, еще через несколько комнат и попадаю на кухню.

— Покормите это недоразумение. И приготовьте комнату на втором этаже. — И уходит, оставив меня в компании двух охранников и женщины лет шестидесяти в переднике.

Она тут же ставит передо мной тарелку с супом, от которого пахнет, как от манны небесной. Я сглатываю слюну, и чувствую, что мой желудок прилип к позвоночнику.

— Ешь, не бойся. Вон, видишь, как наворачивают птенчики? — Женщина указывает на охранников, уткнувшихся в свои тарелки.

Эта фраза действует на меня, как на собаку Павлова, и я бросаюсь на еду, не задумываясь о правилах приличия, справившись с ней минуты за две. После чего передо мной, как по заказу, появляются чашка с ароматным чаем и кусок яблочного пирога. Честно говоря, я в жизни ничего вкуснее не ела. Может только в детстве, но уже не помню.

— Я — Валентина Васильевна — домработница Максима Сергеевича. А тебя как зовут?

— Ася. — Выдыхаю я, ставя на стол пустую чашку. — Спасибо. Вы очень вкусно готовите.

— На здоровье. Пойдем, покажу комнату, где ночевать будешь. Господи, какая ты худенькая! На тебе же одежда висит! Кошмар…

Я ничего не отвечаю на замечания женщины, хотя знаю, что она права. Последние месяцы были особенно тяжелые — я еле свожу концы с концами, чтобы не светиться и не попасть к кому-нибудь «под крыло», ведь это будет означать, что я никогда не смогу вырваться из этой ямы. Но, видимо, время пришло, и я все-таки «попалась».

Мы поднимаемся на второй этаж и проходим по коридору, после чего Валентина Васильевна открывает одну из дверей и впускает меня в просторную комнату. Сразу скажу — она намного приятнее, чем кабинет «Корлеоне» и весь первый этаж, ведь здесь преобладают пастельные тона — бежевый и молочный белый. Большая кровать ровно застелена мягким покрывалом, манит, зовет меня обнять её и погрузиться в царство снов, но я стою неподвижно в дверях, пока домработница не --">