Галина Валентиновна Чередий - Моменты Боевых

Теперь.

– Ни хрена подобного!

– Боев, послушай, он очень умненький, чистоплотный, ненавязчивый! Пожалуйста, пусть он останется!

– Исключено.

– Андрей, ну, пожалуйста-пожалуйста! Я все сама буду делать: и выгуливать, и кормить, и убирать, и компенсирую, если он испортит что-нибудь, но он умница и не грызет, – затараторила она, заглядывая мне в глаза просяще и сложив молитвенно ладошки перед собой. – Ты его даже замечать не будешь, честно!

– Зато я буду очень даже замечать, что ты станешь болтаться где-то на улице с ним, вместо того чтобы быть со мной, – начал злиться я. Три дня меня не было, я летел, значит, домой сломя голову, двенадцать часов за рулем, не жрамши, не спамши, только поссать и тормозил в пути. Думал, меня ждет она, скучает в одиночестве, плачет, может, даже, а здесь… щенок, мать его! Тот самый, что станет вытаскивать ее из теплой постельки из-под моего бока и даже, вероятно, снимая с члена, лишая того самого кайфового ленивого утреннего перепиха! Да ну нах! – Катька, он не остается. Ни за что!

– Боев, ну умоляю! На улице же морозы, ну как он там, у этой мусорки выживет? Клянусь, я буду успевать быстренько с ним погулять и он из прихожки ни шагу… – Она положила ладони мне на грудь и прижалась вся, на что мгновенно среагировал мой слегка приунывший член. Дернулся, почуяв близость горячего тесного местечка, куда нам с ним край как надо побыстрее, и шепнул мне: “Да хер с ним! Пусть остаётся, лишь бы мне внутрь уже попасть!” А я, дурака слабовольного кусок, едва не повелся на его предложение, тем более лапа сама собой полезла жамкать Катькину жопку. А как не жамкать ее всю, когда она в пределах досягаемости. Не могу я без этого. Но чуток мозгов у меня все же осталось, видать, в верхней башке, и я осознал, что, поддавшись сейчас этой манипулятивно-сексуальной хрени, потом буду долго расхлебывать. Скажу сначала да и потом заднюю как включать? А *баный конкурент, ворующий у меня внимание моей конфеты, на хрен никуда не вперся. Я аж вскипел, представив, какой станет моя жизнь и квартира с этим борзым помоечным захватчиком.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Я сказал – нет! – рявкнул я. – В моем доме не было и не будет никаких собак, кошек и прочей лохматой геморной херни! Он выметается сейчас же!

Рявкнул и застыл. Потому что… сука-сука-сука! Вот зачем так-то?

Катька резко отстранилась, уставившись в лицо мне сначала с тенью испуга. Вот я долбо*б!

– Кать… – потянулся я к ней, готовый к тому, что шарахнется. Дебил же я какой! Старый у*бок же бил ее, орал, помыкал, и я туда же! – Слушай, ну ты сама пойми…

Мимолетный страх испарился с ее лица, сменившись сначала грустью на пару секунд, а потом и выражением, что уже меня напугало до усрачки. Тем самым неживым безразличным опустошением, которое видел у нее при начале нашего знакомства. Эдакое обреченное безразличие, за которым она научилась прятать свои чувства и ранимую душу за время своего плена у ублюдка Вознесенского. У меня от него и с первого раза кишки узлом связывало, а сейчас и вовсе как льда нажрался от пуза.

– Я понимаю, – оборвала она меня, кивнув и отвернувшись. – Ты прав. Прости.

И пошла в сторону кухни. В смысле я прав? Куда пошла?

Я зыркнул на долбаного пса преткновения и рванул на звяканье посуды.

Катька какими-то немного механическими движениями накрывала на стол.

– Голодный ведь. Садись, Боев, – кивнула она, не встречаясь со мной взглядом, и льда в брюхе стало больше. Какое там жрать!

– Катерина… – Она вскинула ладонь, подняв на меня глаза. Покрасневшие, но сухие. 

– Все, тема закрыта, Боев. Я поняла, что не имела права так поступать. Собака – это не игрушка, и ее появление даже в семье необходимо обсуждать и решать совместно. И уж тем более у меня не было права приводить Ромео в ТВОЙ дом.

– Ох*еть! – каркнул я, подавившись воздухом. Ощущение от ее слов было таким, будто мне тараном стенобитным под дых врезали.

“Даже в семье”. “Твой дом”. Это, бля, по-жесткому вообще-то, малыш. Но по заслугам, однако.

Улыбнувшись мне одними губами, Катька поставила плетенку с хлебом рядом с тарелкой с борщом и ушла из кухни. Я же лупал глазами, как баран, в бордовую жижу с белым пятном сметаны и судорожно соображал, как исправить все. И тут в прихожке послышалась какая-то возня и долбаный песель радостно тявкнул. --">