Джейми Шоу - Хаос

насмешливо смотрит на нашего брата, а потом снова впивается взглядом в мою руку и спрашивает:

— Зачем ты вообще хочешь туда поехать?

— Потому что хочу.

Как всегда нетерпеливый, он снова направляет агрессию на Кэла.

— Почему она хочет поехать?

— Потому что хочет, — эхом отзывается Кэл, и Брайс ощетинивается, когда понимает, что мы делаем то, что обычно делают близнецы. Я могла бы поспорить, что небо сейчас неоново-розовое, и Кэл прикрыл бы мою спину.

— Ты серьезно собираешься заставить меня взять вас? — выражает недовольство Брайс. — Вы же гребаные первокурсники. Это очень неловко.

Кэл бормочет что-то о том, что технически мы теперь второкурсники, но слова теряются в язвительности моего голоса.

— Как будто мы хотим тусоваться с тобой.

В своем отчаянии я случайно слишком сильно нажимаю на клаксон, и невероятно короткий, невероятно громкий гудок заставляет замолчать сверчков вокруг нас. Мы все трое застываем на месте, с широко раскрытыми обсидиановыми глазами и сердцами, которые бьются так быстро, что я удивляюсь, как Брайс не обмочился. Тишина повисает в пространстве между нашей машиной для побега и нашим домом с шестью спальнями, и когда свет не зажигается, коллективный вздох облегчения наполняет воздух.

— Извини, — говорю я, и Брайс смеется, нервно проводя рукой по своим коротко остриженным волосам.

— Ты заноза в моей гребаной заднице, Кит. — Он протягивает мне руку и вытаскивает из машины. — Садись на заднее сиденье. И не вини меня, если мама с папой накажут тебя до сорока лет.

Поездка к дому Адама занимает целую вечность, а времени совсем нет. Когда мой брат паркуется в длинной очереди машин на улице, выключает зажигание и поворачивается ко мне, я чертовски уверена, что это самая глупая идея, которая когда-либо приходила мне в голову. Я потеряла счет тому, сколько телефонных столбов и уличных фонарей отделяют меня от дома.

— Ладно, слушайте, — приказывает Брайс, переводя взгляд с Кэла на меня, — если явятся копы, я встречусь с вами у большого дуба у озера, ясно?

— Подожди, что? — переспрашивает Кэл, как будто только сообразил, что мы собираемся тусить на вечеринке с рекордным уровнем шума, где малолетки будут распивать алкоголь.

— Ладно, — соглашаюсь я за нас обоих, и Брайс еще мгновение изучает моего близнеца, прежде чем смиренно вздохнуть и вылезти из машины.

Я тоже вылезаю из машины, жду, когда рядом появится Кэл, и следую за Брайсом на звуки музыки, грозящие расколоть асфальт под нашими ногами. Вечеринка уже в самом разгаре, народ шныряет по огромному двору с красными пластиковыми чашками в руках. Брайс входит прямо в хаос у входной двери, и когда он исчезает, мы с Кэлом обмениваемся взглядами, прежде чем войти вслед за ним.

В фойе дома Адама мои глаза перемещаются вверх к люстре, которая отбрасывает резкий белый свет на то, что определенно кажется миллионом извивающихся тел, втиснутых в пространство. Я пробираюсь сквозь море плеч и локтей, через коридоры и переполненные комнаты, чтобы добраться до задней двери патио. Музыка в моих ушах становится все громче и громче с каждым шагом. К тому времени, как мы с Кэлом выходим наружу, она уже бьется в барабанных перепонках и пульсирует в венах. Между мной и тем местом, где Адам Эверест выкрикивает в свой микрофон тексты песен, огромный бассейн, заполненный полуобнаженными старшеклассниками. Джоэль Гиббон играет на басу слева от Адама. Новый парень, какой-то Коди, играет на ритм-гитаре рядом с Джоэлем. Майк Мэдден бьет в барабаны сзади.

Но все они — просто размытые очертания в моем периферийном зрении.

Шон Скарлетт стоит справа от Адама, его талантливые пальцы терзают соло-гитару, растрепанные черные волосы беспорядочно свисают над темно-зелеными глазами, сосредоточенными на вибрирующих струнах. Жар танцует у меня на шее, а Кэл бормочет:

— Он даже не самый горячий из них.

Я игнорирую его и приказываю ногам двигаться, неся меня вокруг бассейна туда, где собралась огромная толпа, чтобы посмотреть на группу. В своих армейских ботинках, рваных джинсах и свободной майке я слишком одета, стоя позади выряженных в бикини черлидерш, которые не поймут разницы между Фендером и Гибсоном^[1], даже если я разобью инструменты об их обесцвеченные головы.

Песня заканчивается тем, что я стою на цыпочках, пытаясь разглядеть что-то поверх подпрыгивающих волос, и с раздражением поворачиваюсь --">