Анна Берсенева (Сотникова Татьяна Александровна) - Ловец мелкого жемчуга

кроме тебя?» – и погладила его по щеке не девическим, а женским, даже бабьим каким-то жестом, который возбуждал и раздражал одновременно.

Книга открылась на тех страницах, где Папийон, бежав из тюрьмы, попадает к индейцам, которые занимаются ловлей жемчуга. Это были прекрасные и совершенно загадочные страницы. Почему индейская девушка Лали заставляла своего белого мужа разжевывать и глотать разноцветные жемчужины – белые, розовые, серые, черные? Может, у мужчины, если он проглатывает жемчуг, появляется какая-то особенная сила? Этого автор не объяснял, но Георгий видел, как все это происходило, так ясно, как будто это происходило с ним самим: пустынный берег, сероглазая голая девушка протягивает жемчуг на исцарапанной кораллами ладони, зубы у нее сверкают, как этот жемчуг, который она только что достала со дна моря, а на теле нарисовано какое-то гибкое растение – его ветви поднимаются до самой груди и заканчиваются на сосках розовыми цветами…

«Я стал привыкать к своей новой жизни и понял, что не следует заходить слишком далеко, иначе привычка может перерасти в потребность, и тогда вообще не захочется уходить», – читал Георгий.

Это была первая книга, которую он увидел как фильм. В голове своей увидел, не на экране, и задрожал весь, словно от страха, потому что представил все это именно на экране, и так ясно, как будто снял все сам.

Георгий был уверен, что с местом службы ему повезло. Да он и вообще был везунчик – наверное, из-за рыжей своей, пылающей головы. Может, дело было и не в том, что исполнялась примета – рыжим везет, – а просто люди видели эту голову, похожую на костер, им становилось весело, и они невольно хотели что-то сделать для парня, к широченным плечам которого такая выдающаяся голова приставлена. Но, с другой стороны, на сборный пункт-то Георгий пришел обритым наголо. Поэтому то, что он попал не на три года во флот, а на дальневосточную ракетную точку, можно было считать везением в чистом виде, без внешних факторов.

– Ого! – хмыкнул прапорщик, обходивший выстроившуюся на плацу шеренгу новобранцев. – Как фамилия, откуда такой?

– Рядовой Турчин, из Таганрога, товарищ прапорщик! – громко доложил Георгий, впрочем, не демонстрируя особого рвения.

– Гля, плечищи какие отрастил! А чего в десантуру не взяли?

– Плоскостопие.

– А-а… В баскетбол играешь?

Георгий вздохнул. Этот вопрос задавал, знакомясь с ним, каждый второй. Или каждый первый – если из дураков.

– Не играю, – привычно ответил он. – Фотографирую. Стенгазету могу делать, клуб оформлять.

Гарнизон был замкнутый, удаленный от всего белого света, и все здесь знали друг друга как облупленных. Можно было посочувствовать офицерам: даже любовницу толком не завести, супруга быстрее узнает, чем до дому дойдешь от этой самой любовницы. Правда, при взгляде на служивших здесь офицеров меньше всего могла прийти в голову мысль, что кому-нибудь из них может понадобиться любовница. Мужики пили по-черному, грубели на глазах, и даже молодые лейтенанты уже через год после училища начинали разговаривать так, как все здесь разговаривали: не договаривая окончаний не только фраз, но даже слов. А чего там договаривать, небось и так все ясно! Все вообще ясно, никаких открытий жизнь не готовит, здесь каждый это понимал очень быстро…

Георгий армии не боялся. Ни того, что два года придется провести среди посторонних людей, постоянно у кого-то на глазах, ни того, что придется подстраиваться под чужие жизни и подчиняться дуракам. Он вообще мало чего боялся, да к тому же легко осваивался в любой среде, сам не замечая, как это происходит. Вроде и балагуром он не был, и ни перед кем не заискивал, но всем сразу начинало казаться, что они сто лет знают этого парня – рыжего, высокого, приметного.

Идея с оформлением стенгазеты понравилась не только прапору, но и ротному замполиту. То есть заместителю командира по воспитательной работе, так он теперь назывался. Правда, Георгий не умел рисовать людей, но изобразить что-нибудь неодушевленное, вроде автомата Калашникова, или написать краской лозунг, или обвести что надо ровными рамочками – это без проблем.

– Ты, это, Турчин, в библиотеку сходи, – распорядился старлей Беденко. – А то, понимаешь, двадцать третье февраля на носу, а у нас Костров дембельнулся. Какой художник был! Стенгазета в прошлом году – картинка, первое место взяла в дивизии. Выходит, новую придется делать: ту-то запомнили, не повесишь больше. --">