Кристина Лорен - Любовь и другие слова

который постоянно бурлил за моим окном. Он был больше, чем нам было нужно, с большим количеством земли, чем мы могли бы содержать, и ни папа, ни я тогда не понимали, что самой важной комнатой в доме будет библиотека, которую он сделает для меня в моей просторной комнате.

Папа также не мог знать, что весь мой мир окажется по соседству, в ладони тощего ботаника по имени Эллиот Льюис Петропулос. 

Сейчас: Вторник, 3 октября

Если провести прямую линию от моей квартиры в Сан — Франциско до Беркли, то это будет всего десять с половиной миль, но даже в самое благоприятное время на дорогу уходит больше часа без машины.

— Сегодня утром я села на автобус в шесть утра, — говорю я. — Две линии BART и еще один автобус. — Я смотрю на часы. — Семь тридцать. Не так уж плохо.

Сабрина вытирает пятно пенистого молока с верхней губы. Как бы она ни понимала, что я избегаю машин, я знаю, что какая — то ее часть считает, что я должна просто пройти через это и купить Prius или Subaru, как любой другой уважающий себя житель Bay Area. — Не позволяй никому говорить тебе, что ты не святая.

— Я действительно святая. Ты заставила меня покинуть мой пузырь. — Но я говорю это с улыбкой и смотрю вниз на ее крошечную дочь на моих коленях. Я видела принцессу Вивьен только дважды, а она, кажется, удвоилась в размерах. — Хорошо, что ты этого достойна.

Я держу детей на руках каждый день, но такого ощущения никогда не было. В Тафтсе мы с Сабриной жили через комнату в общежитии друг от друга. Потом мы переехали в квартиру за пределами кампуса, а затем перебрались в разваливающийся дом во время обучения в аспирантуре. Каким — то волшебным образом мы обе оказались на Западном побережье, в районе залива, и теперь у Сабрины есть ребенок. То, что мы уже достаточно взрослые, чтобы заниматься этим — рожать детей, размножаться — это самое странное чувство на свете.

— Вчера ночью я встала в одиннадцать с этим ребенком, — говорит Сабрина, с нежностью глядя на нас. Ее улыбка становится извилистой по краям. — И с двумя. И четырьмя. И шестью…

— Ладно, ты победила. Но если честно, она пахнет лучше, чем большинство людей в автобусе. — Я целую Вив в макушку и укладываю ее поудобнее, прежде чем осторожно достать свой кофе.

Чашка странно ощущается в моей руке. Она керамическая, а не бумажная или огромная дорожная кружка из нержавеющей стали, которую Шон наполняет до краев каждое утро, полагая — не ошибаясь — что мне нужна огромная доза кофеина, чтобы быть готовой к началу дня. Прошла целая вечность с тех пор, как у меня было время сесть с настоящей кружкой и глотнуть чего — нибудь.

— Ты уже похожа на маму, — говорит Сабрина, наблюдая за нами из — за столика маленького кафе.

— Это преимущество работы с детьми весь день.

Сабрина замолкает на мгновение, и я понимаю свою ошибку. Основное правило номер один: никогда не ссылаться на свою работу рядом с матерями, особенно молодыми. Я практически слышу, как замирает ее сердце через стол от меня.

— Я не знаю, как ты это делаешь, — шепчет она.

Это предложение — повторяющийся припев моей жизни сейчас. Мои друзья снова и снова удивляются тому, что я приняла решение поступить в педиатрию в UCSF — на отделение реанимации. Неизменно у меня мелькает подозрение, что, возможно, мне не хватает какой — то важной, нежной косточки, какого — то материнского тормоза, который должен помешать мне регулярно наблюдать за страданиями больных детей.

Я говорю Сабрине свою обычную фразу: — Кто — то должен это делать, — а затем добавляю: — И у меня это хорошо получается.

— Не сомневаюсь.

— А теперь детская неврология? Этого я не смогу сделать, — говорю я, а затем зажимаю губы между зубами, физически сдерживая себя, чтобы не сказать больше.

Заткнись, Мейси. Заткни свой безумный болтливый рот.

Сабрина слегка кивает, глядя на своего ребенка. Вив улыбается мне и возбужденно пинает ногами.

— Не все истории грустные. — Я щекочу ей животик. — Крошечные чудеса случаются каждый день, правда, милая?

Сабрина переключается на другую тему, достаточно громко, чтобы быть немного обескураженной: — Как продвигается планирование свадьбы?

Я стону, вжимаясь лицом в сладкий детский запах шеи Вив.

— Хорошо, да? — Смеясь, Сабрина тянется к своей дочери, как будто не в силах больше ее разделить. Я не могу ее винить. Она такая теплая и стройная в моих руках.

— Она идеальна, --">