Арина Арская - Деспот (СИ)

благоустройства. Мужик и правда очень мрачный и злой, будто у него минут пять назад умерла любимая собака.

Ивана, которого я облила виски, Мирон отказался приглашать, когда заметил, как я слабо скривилась при упоминании его имени. Видеть не хочу этого борова. Да и не место порочному уроду в Храме Божьем.

На подушке выносят обручальные кольца, которые мы были вынуждены снять для освящения. Мы испиваем кагора из золотой инкрустированной чаши и Батюшка кольцует Мирона, осенив трижды обручалку:

— Обручается раб Божий Мирон рабе Божией Софье во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

А затем и на мой палец нанизывает кольцо. И именно в этот момент я теряю самообладание. У меня подкашиваются ноги, но Мирон не дает мне упасть и придерживает за локоток. Батюшка смотрит на меня, и мне кажется, что он думает: бледную невесту притащили в Храм против воли и насильно выдают замуж. Я воодушевленно улыбаюсь, чтобы его успокоить, но, судя по тому, как он бросает беглый обеспокоенный взгляд на Мирона, у меня не получилось развеять его подозрения.

— Мы тут по любви, — хрипит Мирон.

Слышу, как всхлипывает мама на пару с Ингой, и Елизавета позади шепчет:

— Я так рада за вас, зайчики.

Целомудренный поцелуй, и я смотрю в глаза Мирона, который ласково и уголками губ улыбается. Я бы не поверила, если бы кто-то сказал две недели назад, что я не только официально выйду замуж и поставлю подпись в загсе на заявлении, но обвенчаюсь при огромной толпе народа под сводами Храма Христа Спасителя. Это ведь какая-то сказка, которая, не будем спорить, началась не очень красиво, но важно, как она закончится.

И Мирон пообещал, что закончится она совместной старостью у пруда с утками и жабами в окружении внуков и правнуков, потому что, внимание, “он так решил”. И я, как послушная жена, не смею оспаривать его решение. Да и вряд ли мое “против” возымело бы какое-то влияние на него. Мирон со свойственной ему эгоистичностью и твердолобостью, принудил бы меня к семейному счастью.

Через неделю я уже нежусь под ласковым солнцем на берегу лазурного моря. Медовый месяц никто не отменял. Наслаждаюсь жизнью, вслушиваясь в шум волн, и меня накрывает слабость и приступ сильной тошноты. Выплевываю на песок безалкогольный мохито, и тяжело сглатываю, а потом прижимаю ладони к ноющим грудям и в растерянности гляжу на Мирона, который выходит из воды подобно морскому божеству.

— О, Софушка, ненасытная моя хищница, — он промакивает волосы полотенцем, насмешливо наблюдая, как я испуганно жамкаю грудь. — Провоцируешь?

— Я, кажется, беременна…

— Я об этом знал уже две недели назад, — валится на шезлонг.

— Ты опять про гадалку? — возмущенно охаю я.

— Рамона, кстати, двоих увидела, — выдавливает солнцезащитный крем на ладонь.

— Одного же.

— А потом двоих. Мама запросила другой расклад.

— Я не верю в гадалок.

— И очень зря. Одна из них тебя венца безбрачия лишила. Будь благодарна. Твой скептицизм оскорбителен. Они же работают с тонкими материями.

Меня беспечность Мирона возмущает. Хочу вспылить, но замечаю в его глазах затаенную тревогу, которую прячет за тем, что старательно размазывает крем по предплечью уже две минуты.

— Мирон.

— М? — продолжает натирать предплечье.

— Ты же решил, что все будет хорошо, — я присаживаюсь к нему и беру тюбик с кремом. — Значит, так и будет.

Мои ладони скользят по его плечам, груди и животу. Мой. Мрачный, обеспокоенный и загорелый.

— Каким я буду отцом? — внезапно спрашивает он меня, и с ожиданием смотрит в глаза.

В голубом небе пролетает крикливая чайка.

— Хорошим. Ты лучше скажи, какой матерью буду я?

— Хорошей, — уверенно отвечает Мирон. — И это не обсуждается.

— Тогда нам нечего бояться?

Отнимает тюбик солнцезащитного крема, сгребает в объятия и целует. Рядом шуршит море, набегая волнами на мелкий белый песок, солнце прогревает до самых костей, а воздух пьянит солью и чистым звенящим счастьем, к которому меня и Мирона толкнуло собеседование в три часа после полудня.

Эпилог

— Сава! — вскрикиваю

--">