Лариса Шубникова - Манкая

тему – рановато!

Так и ввалились всей московско-ярославской толпой во Дворец Бракосочетания и там уж и совершили обряд, возглавляемый дородной классической дамой в платье цвета свежей сирени и с полуметровой прической на голове. Потом веселье, шампанское и далее по плану. И все это легко, весело! Свежий морозец, белый снежок и солнышко предновогоднее. А дальше и «Ярославец» гостеприимный с горячими закусками и горячительными напитками.

Ну, что сказать… Бабульки пустились в пляс, удивив вполне скоординированными своими па. Илька Сомов, приняв на грудь не так уж и много, все время таращился на Ирину Леонидовну, говоря одно и то же.

– Какая женщина! Ну, надо же…

Яша Гойцман повел в танце Джеки, и исполнили оба эдакое легкое танго, чем и вдохновили остальных на танцы и песни. Верочка спела старый романс «Белая ночь» да так замечательно, что ее дважды вызывали на «Бис!». Женя танцевал со Светочкой, чем слегка нервировал Артёма, но все окончилось, Слава Богу, пристойно!

А Дава… Вот тут некая странность, впрочем, к радости, а не к печали. Черноглазый вечно печальный Гойцман-сын, стал чаще поглядывать на Веру. То ли романс поразил его, то ли сама казачка… А может, все вместе. Однако, замечено было, что Гойцман и Стрижак засели с краю стола и долго говорили, потом Верочка, вскочила, уперев руки в бока и ругалась на Давида, а тот, поднялся вслед за ней, смешно хлопая черными иудейскими ресницами… Потом снял очки и долго на нее смотрел. Всем было любопытно, о чем они там ругались, но коллективной чуйкой поняли, что мешать не стоит.

Митя и Юля… Тут все просто и непросто. Одно целое. Это неразрешимая загадка мироздания, описанная древними на древнем. Две половинки одного яблока. Даже и говорить не стоит.

Свадьбу сыграли хорошую, душевную. Бабульки долго еще вспоминали все подробности и смаковали, и переваривали, и радовались. Да и те, кто помоложе, сохранили в памяти приятное событие.

А жизнь, между тем, шла своим чередом. Было в ней много хорошего. Было и погорше.

Кира долгое время еще звонил Юленьке, она, по привычке сердобольной и из чувства виноватости, помогала ему деньгами, простив как обычно, и слегка оправдав негодного Ракова. Митя понял, что к чему и, спрятав свой гнев, беседовал с Юлей, поясняя, что тем она не спасает его, а губит. Если не дать ему возможности встать на ноги самостоятельно, то так и будет он клещом на чужом теле и чужой жизни. Убедил дипломированного психолога, и она перестала ссужать Киру. Правда, изредка, помогала словом поддержки в переписке. Даже попыталась найти ему работу. Тут не понятно, получилось или нет… Кира субъект ненадежный.

А ближе к лету Юленька обрадовала Митю долгожданной беременностью. Ой, что тут началось! Гуляли все, будто наново Берлин взяли! Широков ошалев от радости, таскал Юльку на руках, а она, смеясь, целовала его и благодарила за бесценный подарок.

Текла жизнь, искрилась. Обычная, будничная, с ремонтами, матчами по футболу, работой, заботами. А еще и праздниками, поездками в Санкт-Петербург (он ее туда отвез, все таки), общими походами и много еще чем. Фотографий теперь в избытке на полках в доме Широковых.

Одно фото осталось с давних времен – фото мамы Митькиной. Теперь уж сама Юля добавила к ней, стоящей на отдельной полочке, фото ее внука. Серёжкой назвали.

Знаковую футболку Юлька выкинула и заказала две новых, таких же. Митя ничего не узнал. Зачем? Все счастливы, а Знаки… Хатьфу на них!

И все были вместе, у всех было с кем поговорить, всем нашлось своё место в доме благородного цвета беж, в три высоких этажа, с красивыми эркерами на тихой, респектабельной улице в центре Москвы.

--">