Мария Вячеславовна Чепало - Цветок Лилии

сделали на каком-то семейном празднике, когда Лиле было пять или шесть лет. Тогда все были счастливы и не подозревали, что им подготовила жизнь. Лиля почти видела, как на заднем фоне ее старший брат вырезает деревянный меч из досок, мама пропалывает грядки от сорняков, а отец жарит на мангале шашлык. Снимок сделан бабой Ниной, и после он пролежал у нее в альбоме много лет.

Из-за стола донесся хохот. Шла четвертая рюмка, все расслабились.

— Да, я помню тот год, — смеялся дядя Игорь, старший брат бабы Нины. — Лилюшка, помнишь, как вы с Андреем спрятались за бочкой в саду? А там росла вишня, — пояснял он гостям, — такие густые кусты тогда уродились, что никак было не разглядеть этих поган…

— Игорь! — воскликнула баба Нина.

— Ну да, не видно их, в общем, было, — он икнул. — Мы целый день искали. По соседям уже прошлись, все углы и закутки в деревне перерыли, хотели уж в полицию… ой, милицию, звонить. А эти двое поган…

— Игорь!

— Ну да, в общем, — он снова икнул, — вышли они под вечер с набитыми животами. Пол куста недозрелой вишни умяли!

Лиля натянула улыбку. Упоминание о старшем брате было болезненным. Она заметила краем глаза, что отец на нее смотрит, и поспешно отвернулась, наблюдая как с церковной свечки около фотографии бабушки, капает воск.

Постепенно все начали расходиться. Лиля, по настоянию бабы Нины, раздала ложки и носовые платки, кто-то забрал с собой недоеденные кутью и булочки. Каждый еще раз выразил Лиле свои соболезнования, а на ее отца только кидали осуждающие взгляды. Они обсудят его, только дома, или в такси по пути домой. Там, где Лиля их не сможет услышать.

Официантка относила грязную посуду на кухню, из которой вывалился администратор, подтягивая спадающие штаны на пузо. Баба Нина уже подошла к нему с открытым кошельком. Отец Лили, докурив очередную сигарету, зашел с улицы в кафе. Увидев раскрытый кошелек, и как баба Нина из него отсчитывает нужную сумму, отец вспыхнул. Лицо стало красным, он ускорил шаг, запнулся о стул, который повалился на спинку и с оглушительным звуком треснулся о напольную плитку. Все обернулись, баба Нина скривила лицо.

— Олег, я заплачу.

— Нет, — отрезал он. — У меня есть деньги.

Он полез во внутренний карман пиджака, затем похлопал руками по штанам, и снова обратился к пиджаку.

— У меня есть… — голос был злой, но растерянный. — Были… Я точно помню.

Баба Нина заплатила администратору.

— Не позорься! — шикнула она на него.

Отец вспомнил о присутствии Лили, поправил свой пиджак, выпрямился, но посмотреть на дочь не решился.

— Завтра отдам.

— Мне ничего от тебя не нужно, — она обернулась к Лиле. — Пойдем, внучка, такси уже ждет.

И они уехали. Про отца Лили больше ничего не говорили, сделав вид, что его и не было на похоронах. Завтра Лиля соберет свои вещи, поцелует бабу Нину в дряхлую старческую щеку, скажет ей спасибо за все, и поедет в родной дом. Точнее, родным он для нее был в детстве, тогда она могла называть его таковым. Сейчас же от него остались одни воспоминания, от которых по спине бегают неприятные мурашки. Как же Лиля жалела, что не может остаться в квартире бабушки. Муниципалитет наверняка скоро разместит в ней новых жильцов, и она наполнится чужими ароматами, а Лиля больше никогда не сможет назвать то место своим домом.

Три неподъемные сумки и кошачья переноска — все это Лиле пришлось тащить от такси до подъезда. Кошка испуганно выглядывала из-за металлической решетки, раздаваясь надрывающимся воплем на всю улицу. Каким-то чудесным образом Лиля перенесла вещи на нужный этаж, и уставилась на входную железную дверь, ища в себе силы и решимость нажать на звонок. Она помнила эту дверь. Последний раз она видела ее четыре года назад, когда бабушка Аня забирала ее к себе. Ту ночь она никогда не сможет забыть.

Из соседней квартиры вышел мужчина. Он был невысокого роста, но имел такое большое пузо, что казался огромным. Лиля испуганно подпрыгнула, мельком глянула на соседа из-под опавших прядей волос и поспешила нажать на звонок. Мужчина задержался на лестничной площадке на несколько секунд, рассматривая незнакомку, после чего, не проронив ни слова, спустился по лестнице.

От отца пахнуло перегаром вчерашних похорон. Он был небрит и помят, словно только недавно проснулся, хотя часовая стрелка давно перешла за двенадцать.

— Привет, — промямлил он, а затем сказал что-то совсем --">