Эльвира Владимировна Смелик - Полёт раненой птицы

посмотрела на парня, мне показалось, он смеётся надо мной.

Глупость, конечно. Жуткая глупость. Учитывая его ещё более отчаянное положение. Но тогда я не задумывалась.

– И чему ты так радуешься? – с угрожающим вызовом начала я.

Он успел ответить раньше, чем я продолжила своё наступление.

– Тому, что встретил тебя, – и успел добавить: – Ты очень красивая.

– Что?

Вот какая невероятная сила заставила его сказать именно эти слова, полные неописуемого вранья? Уж я представляю, какая была хорошенькая тогда: злая, растрёпанная, зарёванная, метающая костыли в пустом тренажёрном зале!

Но они подействовали. Будто всё расставили по местам и вернули мне способность соображать.

– Отвернись! – мрачно велела я и потом кое-как поднялась с пола. – Спасибо!

– За что? – удивился он.

– За то, что не дал мне умереть в одиночестве, – прорычала я в ответ.

Не очень-то приятно, когда кто-то застаёт твою истерику, твоё унижение. И потом… какое нелепое, безжалостно-безумное сочетание – инвалидная коляска, неподвижные, ничего не чувствующие ноги и крепкие плечи, сильные руки, симпатичное лицо, стремительный, рвущийся куда-то взгляд!

2

Он всегда оставался весёлым, насмешливым, любил дурачиться, и иногда казалось, будто к самому себе, ко всему, что с ним произошло и происходило, он относится несерьёзно, с усмешкой. А мне больше не хотелось махать руками, бить посуду и орать, и я поверила, реально поверила, что скоро со мной всё будет нормально, что до выписки я вполне дотяну и даже не сойду с ума. И всё благодаря ему. Ванечке. Ване.

– Ты почему на меня так смотришь? – спросил он.

Я, действительно, уже довольно долго рассматривала его лицо.

– Как?

– Пристально.

– Просто разглядываю.

Ну я же не могла ему рассказать, о чём думала на самом деле. А думала я о том, что, без сомнений, он мне очень нравился, и что было бы просто замечательно, если бы он окончательно поправился, и что лично я на его месте давно бы сдохла от тоски и безнадёжности. Но он улыбался, поэтому я тоже старалась казаться беззаботной.

– Я же никогда раньше тебя не видела.

Он повернул голову, предложил на полном серьёзе:

– Тогда давай теперь ещё и в профиль?

– Лучше со спины, – возразила я, тоже абсолютно серьёзно. – У тебя очень одухотворённый затылок.

Тут по асфальтовой дорожке окружавшего больничный комплекс небольшого парка зацокали каблучки, и появилась моя распрекрасная подружка Вера.

– Привет! – воскликнула она подозрительно вдохновенно.

– Привет, – ответила я. – Знакомься, это Ваня.

– Вера, – почти пропела она и одарила обалдевшего Ваньку улыбкой супермодели – она умела. – Санёк, ты вообще долго ещё собираешься здесь валяться? – обратилась уже ко мне. – Мне же проходу не дают. Все беспокоятся о твоём здоровье.

У Веры всегда имелась в запасе куча новостей и тем для разговоров, но она сдерживала рвущийся с языка поток слов, боясь ляпнуть что-нибудь неподходящее. Собственно, она никогда не пасовала перед парнями, скорее даже наоборот, чувствовала себя весьма уверенно, потому что любила находиться в центре внимания. А то, что парни на неё повышенное внимание всегда обращали – в этом никто никогда, увидев её, не засомневался бы.

Но сейчас необычные обстоятельства знакомства Веру немного смущали, и Ваня как-то догадался об этом, поспешил откланяться. И как только он скрылся из вида, Верину рекламную улыбку словно водой смыло.

– Что с ним? – невесело поинтересовалась она, глядя Ване вслед.

– Разбился. На мотоцикле.

– Жалко, – вздохнула она громко и искренне. – Такой чудесный мальчик. – Потом добавила: – Да вообще жалко. Хотя он, вроде, такой весёлый.

– А что ещё, по-твоему, делать? – не удержавшись, с вызовом воскликнула я. – Плакать?

3

Наконец настал великий день – меня выписали. Казалось бы, кричи «Ура», пой, пляши и радуйся жизни. Да! Только гипс с моей ноги пока не сняли, а попробуй – попляши в гипсе. Конечно, со временем я все-таки рассталась с ним и не расстроилась при этом не капли. Наше прощание вообще оказалось коротким – да нафига он мне сдался! Но и тогда у меня не появилось возможности бегать, прыгать и даже, просто, твёрдо ходить по земле.

Счастье растянулось, как резиновый шнур, и стало тоненьким-тоненьким, почти незаметным. Но как только мне удалось избавиться от надоевшего гипса, я, --">