Фиона Лукас - Последнее прощай

касались чего-то личного. Во всяком случае, ей уж точно не хотелось слышать вопрос:

– Эй, Анна! Как у тебя дела?

Приняв веселое выражение лица, она повернулась и заметила улыбавшуюся ей очередную творческую, интересную знакомую Габи.

– Оу, э-э-э, привет… – растерялась Анна. Отчасти потому, что не могла вспомнить имя этой женщины, но главным образом потому, что этот простой вопрос всегда приводил ее в замешательство. По натуре она была человеком откровенным, вследствие чего, когда кто-нибудь спрашивал, как у нее дела, она автоматически отвечала правду.

Непростительная ошибка.

Когда-то она именно так и делала, пускаясь описывать, как каждая секунда дня мучительно вонзалась ей в сердце, как она в ужасе открывала глаза по утрам. Было приятно иметь возможность выговориться.

Однако вскоре она обнаружила, как при этих рассказах лица ее друзей принимали мрачное выражение, они вдруг начинали нелепо запинаться. Как правило, они выдумывали кого-то на другом конце комнаты, с кем им срочно требовалось переговорить, и торопливо уносили ноги.

Никого в действительности ее дела не интересовали. Только не теперь, после двух лет, девяти месяцев и восьми дней. Включая Габи. Их уши готовы были слышать лишь то, что она уже приходит в себя, что оправиться от подобной трагедии и продолжать жить дальше вполне возможно. Банальный эгоизм. В самом деле, ведь они спрашивали ее лишь затем, чтобы она дала им надежду. Спрашивали, чтобы лишний раз утвердиться в мысли, что, случись с ними что-нибудь столь же ужасное, со временем и у них бы все наладилось. Но у Анны ничего не налаживалось. Не было ни единого намека.

В ожидании ответа знакомая Габи нетерпеливо изогнула брови.

– Все путем, – кивнула Анна, отметив про себя – в который раз, – что скорбь превратила ее в ужасную врушку. – А ты как?

Женщина – Кейша! Ее звали Кейша – философски кивнула:

– Ой, да ты знаешь, все то же, все по-старому… – она сдвинула брови. – Я слышала… Ну ты поняла… Мне так жаль.

И тут она сделала худшее из возможного: сочувственно положила руку Анне на плечо. Прикосновение обожгло.

Анна готова была стряхнуть эту руку, осадить Кейшу грозным взглядом за преступление невидимой границы, но сдержалась.

– О, смотри! – сказала она, метнув взгляд в противоположный конец просторной глянцевой кухни. – Кажется, тебя ищет Ванесса.

Вообще-то хозяйки дома нигде не было видно, но ведь в «невидимого друга» можно играть и вдвоем. Еще секунду Кейша помедлила в нерешительности и, наскоро обняв Анну, поспешила прочь. Анна выдохнула и растворилась в противоположном направлении.

Она была рада обнаружить, что маленькая стрелка ее часов уже миновала девять, и от фазы «встреч и приветствий» гости перешли к следующей: разбившись на стайки, устроились кто у кухонных стоек, кто – в специальных гостевых зонах. Стало проще огибать толпу: не выпуская из рук стакан согревшегося шампанского, она дрейфовала по дому с таким видом, будто только что закончила увлекательнейшую беседу и уже направлялась поболтать с кем-нибудь другим. В действительности же – если не считать короткого разговора с Кейшей – единственным человеком, с которым она общалась в тот вечер, была Габи, да и то лишь в машине по дороге туда.

Не успели они выехать на дорогу, как Габи как бы между прочим выдала:

– Я ведь уже говорила, что сегодня придет Джереми?

Анна бросила на подругу строгий взгляд. Габи прилежно сидела на пассажирском сиденье: ладошки на коленях, на губах – ангельски-невинная улыбка. Анна забеспокоилась – не в привычке Габи было говорить сухими фактами. Габи визжала, улыбалась и сыпала конфетти. По любому поводу. Недоброе предчувствие в Анне усилилось.

– Вот как? – удивилась она, стараясь сохранять как можно более непринужденный тон. – А напомни-ка еще разок, кто это? – поинтересовалась она, прекрасно помня, что Джереми был приятелем Ванессы; прекрасно помня, что он был графическим дизайнером с «восхитительной квартиркой» в Бекенхеме.

Анна поняла, что теперь момент, когда эта граната разорвется, был лишь вопросом времени. Вот уже несколько недель кряду Габи как бы невзначай упоминала его имя почти так же часто, как намекала – порой не так уж и мягко, – что Анне пора «двигаться вперед».

Только Анне не хотелось двигаться вперед. Она была не готова.

Но сколько бы тысяч раз она это ни повторяла, на Габи это, очевидно, не действовало. И вот она, еле --">