Каролайн Пекхам , Сюзанна Валенти - Прекрасный каратель

Под водой царила тьма, но по краям поля зрения мерцали точки света.

У меня было мало времени.

Я выдохнул воздух, который держал в себе, и пузыри потянулись от меня к поверхности.

Мое сердце колотилось, разрывалось, терялось.

Я не буду жить без тебя, белла. Смерть была бы более сладким проклятием.

Мои движения теряли энергию, мои конечности становились бесконечно тяжелыми.

Но я не сдамся, пока мое тело не подведет меня.

Я снова дернулся вперед, и мои пальцы внезапно коснулись руки.

Мое сердце подпрыгнуло, забившись сильнее, мои глаза напряглись, чтобы разглядеть что-нибудь во мраке, и вдруг я увидел ее.

Ее глаза были закрыты, голова покачивалась в течении, пока она плыла, отягощенная веревкой, привязанной к камню.

Меня покинул рёв ярости, поглощенный водой, когда я пробирался вниз к скале, лежащей на дне реки.

Мои мускулы вспыхнули с отчаянной силой, пока я рвал веревку, наконец не выдернув ее из огромного камня.

Позже я схватил ее поперёк груди, и поплыл к поверхности, которая сияла светом луны бесконечно высоко над нами.

Мое зрение еще больше потускнело, мое тело замедлилось, несмотря на то, что мне нужно было ускориться. Но я не сдамся. Я не подведу ее сейчас. Не тогда, когда она нуждается во мне больше всего. Когда они нуждаются во мне больше всего.

Моя голова, наконец, вышла на поверхность, и я с отчаянием глотнул воздух, подняв ее голову над водой.

Она неподвижно лежала у меня на руках, ее голова откинулась на мое плечо, и с ее губ не слетело ни звука.

— Нет! — Взревел я. Не в отрицании, а в отказе. Она не покинет меня. Она не сможет. Я не позволю. Я требовал ее себе и отказывался отдать.

Я поплыл к скалистому берегу, вытащил ее из реки и хлопнул рукой по ее спине, пытаясь вытолкнуть воду из ее легких. Немного воды вышло, но она не кашляла, совсем мне не помогала.

Боль наполнила мое тело, и я перевернул ее и начал делать массаж сердца.

Мои губы встретились в самом холодном поцелуе, который мы когда-либо делили, когда я набирал воздух в ее легкие.

Ничего.

Ни капли реакции.

Но я не сдавался.

Я продолжал давить на ее грудь, вдыхая в неё воздух снова и снова, несмотря на то, что она все еще не двигалась.

— Слоан, — выдохнул я. — Не оставляй меня. Не так, детка. Не так.

Я продолжал. Я умру, прежде чем остановлюсь. Но по мере того, как шли минуты и горе разбивало мою душу на миллион неузнаваемых кусочков, я начал терять надежду.

Это не работало.

Она оставила меня здесь одного.

И не было ничего ни в этом мире, ни в следующем, что могло бы исправить эту ошибку.

Весь мир был болью.

Агония была настолько сильной, что больше ничего не было. Я умирала. Я знала это. Ничто не могло причинить такой боли, если это не закончится смертью.

Я хотела драться, но во мне ничего не было. Мои конечности были лишены сил, и я тонула в бескрайнем море тьмы.

Я подумала о Рокко и о страсти, с которой он любил меня. О Ройсе и о том, как он пытался мне помочь. Потом о маме и ее нежной улыбке, ее теплых объятиях и музыкальном смехе.

— Слоан! Ты потеряла сознание! — Кто-то тряс меня, и я застонала, приходя в себя. — Ты должна тужиться, белла! Ты должна тужиться , ты почти у цели, ребенок почти здесь!

Свет был слишком ярким, и боль снова захлестнула меня волной.

— Я не могу, — простонала я, и Рокко схватил меня за руку.

Он наклонился ко мне, обхватил мою щеку, заслоняя этот ужасный яркий свет. Мой рыцарь, моя тень.

— Ты можешь все, партизан. Ты мой воин, помнишь?

Я кивнула, задержав дыхание, и акушерка приказала тужиться еще раз. Мои ногти впились в руку Рокко, когда я использовала каждую унцию силы своего тела, чтобы родить нашего ребенка. Наш ребенок. Наша недостающая часть.

Крик сорвавшийся с моих губ, был не похож н что-либо, что я когда-либо слышала, и внезапно боль исчезла, сменившись самым непреодолимым чувством облегчения.