Егор Уланов - Один из многих

волосами, укрывающими лысый затылок. Нос у него был смешной картошкой. Щеки дряблые от сытой лени. Но он обладал невероятно достоверным костюмом эпохи, что отличало его от окружавших. А помимо того, на груди его размещалась блистательная батарея медалей и лент.

— Добрый вечер, мальчики, ах, что за чудо у вас мундиры… — прибавила жена его, стоящая рядом. Она не слишком отличалась от мужа, за исключением зачесанных редеющих волос. И если бы на ней был мундир супруга, а на нем ее синее бальное платье, их с легкостью можно было бы спутать.

— Чрезвычайно рад, — Василевский уже хотел подать руку, но Беликов оттолкнул его в сторону и с приветственной улыбочкой сделал рукопожатие со словами: «Как приятно, Леон Соломонович, счастлив вашей компании». Затем подошел и господин Василевский, ну а потом, как по схеме, пожаловал Немов, неловко стоявший поблизости.

Этот полный дяденька вызывал не меньше интереса у присутствующих, чем хозяева. Все ежесекундно подходили с ним лобызаться. Простите за такое неудачное слово.

Чем же вызвано такое внимание? Ну разумеется, службой, ведь он советник президента. Зовут его Леон, он Соломона сын, откуда отчество, а фамилия Комки́н. Много государственных тайн слышали его маленькие ушки, оттого так высоко ценились везде, где бы ни появлялись.

— Как ваша служба, Василевский? — вдруг спросил Леон Соломонович.

— Все хорошо, — растерянно произнес Андрей. Из троих почтенных друзей он единственный не понаслышке знал Комкина, потому как именно Леон Соломонович вручал Андрею Максимовичу ту самую медаль президентской администрации.

— Нам на службу грех жаловаться! — резво вступил Беликов. Василий Робертович очень любил вступать резко, иногда вовсе не являясь участником разговора или не подозревая о его теме.

— Нет ничего идеального, всегда есть что поправить, — возвышенно, будто играл Гамлета, возразил советник президента; да сладенько ухмыльнулся, радуясь чудному экспромту, навестившему ему голову.

Вокруг Леона Соломоновича собралась приличная толпа народу, поэтому его философское дарование не осталось незамеченным, вызвав поохивания и шушуканья, кои разлетелись от середины сферы, где стояли три офицера и Комкин с женой, до самых ее краев.

И что за люди всегда обретаются у краев таких сборищ. Ничего не слышно, а ждут! Может быть, это как раз тот самый первобытный инстинкт, который теперь уже принято называть социальной сплоченностью.

Здесь, однако, удобно проследить устный пересказ дел государственных. Наверняка какой-нибудь бизнесмен, стоявший с краю и не слышавший ни крохи (из-за прелестной оркестровой музыки и побочных шумов), спросил у тех, кто поближе: «О чем идет беседа?». И обязательно как можно вежливей, чтобы не выглядеть болваном. Получив ответ: «кажется Леон Соломонович сказал: нет, ничего нельзя поправить! Видимо, обругивал этих троих» — Бизнесмен поблагодарит и остроумно заметит: эдакие дикари, уже и на праздниках увольняют да подсиживают друг друга в своих ведомствах. Бедные офицеры!

Преимущество же книжного слова во власти над временем. Поэтому вернемся к моменту, когда Комкин ухмыльнулся.

Ухмылка его была настолько загадочной, что Беликов растерялся. Еще секунду назад уверенный и энергичный, сейчас он был совершенно оконфужен. Попросту не представляя возможности ответа, Василий Робертович потупил взгляд и смиренно ждал выговор.

Положение спасла жена Комкина — Анетта Степановна, вступившая в разговор со словами: «Не переживайте, это Леон так дурачится», — при этом подталкивая мужа в бок.

— Всего лишь игра слов, молодой человек. Ведь если бы идеала не существовало, в каком государстве мы тогда бы жили? — патетически оправдывался советник.

— Вы правы… Кто является лучшим примером идеала, если не наша страна, — протяжно выговорил Василий Робертович, утерев холодный пот. В этот миг он казался честен, как херувим.

Подняв бокал, Леон Соломонович огласил: «Выпьем за эту светлую мысль».

Все, кто был рядом, подняли бокалы, хоть некоторые вообще не представляли, за что пьют.

— Вынужден на время покинуть вас, друзья мои молодые. Так как много приятелей… — И с этими словами Леон Соломонович прекратил оказывать трем товарищам всякое внимание и переключился на столпившихся вокруг него «приветствующих».

Я думаю, именно тогда трио офицеров усвоило первый сегодняшний урок об устроении общества: --">