Лидия Анатольевна Сивкевич - Опиум

произвол, не оказавшейся рядом в момент слабости. Мне оставалось только догадываться, что чувствовал Князь, как отец этого аквариума, который пытались разбить.

Эта ночь прошла слишком тихо. И это была единственная тихая ночь в Опиуме с моего появления здесь и, полагаю, с момента открытия клуба. Без музыки и гостей зал казался мёртвым, траурным. Кабинет владельца наполнила та же гнетущая атмосфера.

Князь не смотрел ни на кого-то из присутствующих, он смотрел на свои мысли. Внимательно выискивал в них объяснения произошедшего и дальнейшие действия. Но по его глазам я отчётливо понимала, что он не находил согласия с самим собой. Его собственные мысли отторгали его решения. Это противоречие высасывало из Дани всё, за что мы бились последние три года. Всё, что приобрели.

Я не выдержала и скорее гавкнула, чем сказала:

– Вон пошли!

Ноги Паши, вытянутые на полу, вздрогнули. Никита резко повернул ко мне лицо с округлившимися глазами цвета сырой земли. Ни один из них не решился возразить, потому что остаться они боялись. Синхронно поднявшись, мужчины пошли прочь, стараясь не издавать звуков и, казалось, даже не дышать.

Когда дверь щёлкнула, я поднялась, скинув туфли, прошла по кабинету и опустилась на пол возле трона владельца. Оперевшись спиной на стену, я не сомневалась, что Даня потянется ко мне тут же. Так и было. Медленно сползя с кресла, он сел рядом и откинулся к стене.

– Знаешь, – я подсела ещё ближе, так, что теперь моё плечо врезалось в его. – Вечером я споткнулась на верхней ступеньке лестницы. Поторопилась шагнуть, и промахнулась. Туфли эти драные… – я бросила ненавистный взгляд на центр кабинета, но стол загораживал от меня проклятые лодочки. – Я начала падать назад, хваталась за воздух и представляла, как сверну шею через две секунды.

Даня дернул желваками, как будто не знал, чем кончилось падение, о котором я говорила. Будто ещё был не исключен вариант, в котором я всё же свернула вечером шею.

– За секунду до того, как я всё-таки совладала с равновесием, и заваливать вперёд, а не назад, всего лишь стукнув коленками по железу, у меня в голове мелькнула только одна мысль.

Я потянула юбку выше по бёдрам, доказывая и себе и ему, что история не вымышленная. На коленях чернели свежие, абсолютно симметричные синяки. Даня перевел на них взгляд и сочувственно уложил массивную ладонь чуть выше на моих бедрах.

– Я подумала, что если сейчас умру, то мне будет вовсе не обидно. Все замечательное, о чём можно мечтать в жизни, я уже прожила. И почти все пункты этого внушительного списка случились за три эти года, с тобой. Ты знаешь, иногда я смотрю в зеркало и удивляюсь, не увидев там старуху. У меня такое ощущение, что я прожила с тобой не три года, а целую жизнь.

– Спасибо, – сказал он после раздумий, но лучше бы вообще не думал. – Слишком много смысла ты вложила в случайную мысль.

Я удержалась от того, чтобы закатить глаза, хотя Даня и не смотрел на моё лицо. Затем прижалась к нему и тихим, чуть хриплым голосом заговорила:

– Мы уладим всё с клубом и сбежим отсюда в Японию. Там я не отдам тебя ни властям, ни другим женщинам, а сейчас отвези меня домой, милый. Давай выйдем на проспекте и пройдемся пешком, насладимся выхлопами и шумом этой сволочи-Москвы. А потом зайдём в подъезд и начнем раздевать друг друга ещё в лифте. Ты порвешь на мне очередные колготки, и твои пальцы окажутся во мне. А я стану лапать твой член, чтобы ты был готов войти в меня, как только мы шагнём в квартиру.

Это была инструкция, которой мы следовали беспрекословно. И нам было плевать, что видели и слышали соседи, пробудившиеся к будничным восьми утра. Когда Даня захлопнул дверь квартиры, мы оба уже горели раздражающим возбуждением. Лица и шеи холодились от следов мокрых поцелуев. Руки блестели от влаги после прикосновений к интимным местам.

До кровати мы дойти не потрудились. Я припала к стене, выгнув спину. Холод бетона прокалывал мою кожу на щеке, на животе, на груди, но это ощущение было ничтожным в сравнении с его касаниями. Даня комками стянул с меня остатки одежды и, упав на колени, принялся сводить меня с ума языком. Если бы его руки не сжимали мои бедра, я бы вскарабкалась на стену. Когда между ног саднило уже до дрожи во всем теле, я потянула мужа наверх, не в силах просить словами. Он повиновался, прижался всем весом, сильнее впечатав меня в стену, уже согретую теплом, обхватил руками за талию и толкнулся. Резко, выбивая стон, притупляя --">