Дарья Данина - Клим

прыть. — Поняла.

Кивнула и, сдерживая стон, вновь схватилась за рёбра.

Что у него на уме? Он действительно везёт меня в больницу? Как и обещал?

Я взглянула в окно. Сосны, сосны и ещё раз сосны. Мне казалось, что этот лес никогда не закончится. Как далеко мы от города?

— Можно я задам вопрос? — моя смелость трещала по швам. Прерывистый голос выдавал меня с потрохами.

— Попробуй...

— Где мы?

— Это не тот вопрос, Кира.

— Не тот?

— Меньше знаешь — крепче спишь. Не слышала о таком?

Намёк был понят. Это был неправильный вопрос. Конечно... он не скажет мне. Он ведь заодно с ними.

Дура...

— Согрелась? — снова обернулся. Ужалил взглядом, словно ядовитый змей. — Если всё ещё нет, то можешь снять свою обувь. Можешь и всё остальное снять, если не боишься. Я дам тебе своё пальто.

Сейчас в его голосе я слышала усталость.

Недоверчиво нахмурилась, проигрывая в уме каждое произнесённое им слово. Он действительно предлагал мне помощь? Или просто играл? Издевался?

— Нет, спасибо, — я старалась больше не смотреть в его сторону. Сосредоточилась на окне, в надежде поймать хоть один указатель. Обозначение населённого пункта или реки. Хоть что-то, чтобы помогло мне сориентироваться. Но снова... лес. И ничего больше.

Прошло не меньше часа, но мы так и не выехали ни к одному из населённых пунктов. Моё сердце вновь заходилось глухими ударами. Мне постоянно казалось, что мужчина за рулём следит за мной. Наблюдает через зеркало заднего вида и контролирует каждое моё движение.

— Родственники есть?

Я непонимающе хлопала сонными и покрасневшими глазами. Сказать ему правду? Он же предупреждал меня... Но сказать, что я сирота — это всё равно, что самой себе подписать приговор. Так было всегда: сирота — идеальная жертва.

— Да, — пискнула в ответ. Молясь о том, чтобы он больше не задавал вопросов и не понял, что я блефую.

— Ты снова врёшь мне? — он повернулся, привлекая к себе внимание.

Мне было нечего ответить. Смотря перед собой, я упрямо поджала губы. Ему не за чем знать, что моих родителей давно нет. Тётка меня на дух не переносит, и моя пропажа её скорее обрадует, нежели огорчит. А Гоша... он был единственным близким мне человеком. Был. Пока я и его не потеряла.

— Я правда никому ничего не скажу. Пожалуйста? Вы ведь не бездушный человек... вы же не бросили меня там! И не вышвырнули из машины, когда узнали, что они меня ищут! Прошу вас?

— Ты лишний свидетель, Кира. — Он покачал головой, и его рука мягко скользнула по рулю. — Таких свидетелей не оставляют. Даже я.

Он произнёс это так обыденно и в то же время... будто ласково. Словно успокаивая меня.

Мои губы задрожали.

Мне двадцать три и, кажется, на этом всё.

Как любит говорить моя тётушка: пожила и хватит.

— Меня тошнит, — опять прибегаю ко лжи.

Скорее всего, это выйдет мне боком. Но неужели я зря испытала ту боль от падения? Неужели зря прыгала под колёса?

— Ты же понимаешь, что далеко не уйдёшь? Или ты думаешь, что сможешь затеряться здесь? — жутковатый и совершенно неуместный смех пробирал до костей. — Не уверен, что потянешь...

Несмотря на его ироничный настрой, я не готова была к перепалкам. Если он один из них, или хотя бы похож на тех, с кем я провела последние несколько дней, то с ним лучше вообще не спорить. Этому меня научили кулаки Быка и некоторых из его приспешников. Меня истязали каждый день. Одно неверное слово, крик или непослушание, и я проходила через это так же, как и другие девочки, находящиеся в этой квартире. Им нужны были сломленные, послушные овцы.

— Тогда просто убей меня сразу, — тихо произнесла, поднимая голову. Дрожа как осиновый лист и ожидая его реакции.

И она последовала. Спустя несколько секунд, автомобиль начал снижать скорость. Пока его колеса окончательно не застыли. Мужчина с пронзительным взглядом повернулся ко мне почти полностью. Долго смотрел на меня, изучая каждый сантиметр. Всматривался в ссадины на моём лице, заметил порванное ухо и, слегка вытянув губы, провёл ладонью по слегка отросшей светлой щетине.

— Убить, говоришь? Да ты и так полуживая. Если только — добить?

— Вас этому учат? — от обиды из глаз брызнули слёзы, но я всё равно заметила вопрос в его глазах. — Унижать женщин? Слабых? Использовать их? Издеваться? Что я сделала? М? Что? Я ведь никому ничего плохого не сделала. Почему нельзя просто помочь мне? Это так сложно? Помогать? Этому вас не учили? Это проще, чем --">