Сергей Иванович Усков - Чай из утренней росы

люблю тебя, мой жадный и противный писатель… — ласково прошептала Оленька, и большие карие глаза покрылись влажной блестящей поволокой, — всё забрал себе и ничего не хочет показать своей Оленьке: а я всё равно люблю… мой справедливый и умный…

Она была очень красивой, безумно стройной девушкой, как и подобает спортсменке по художественной гимнастике — не лицо, а картинка, не фигура, а классика.

Я нагнулся к её губам и жадно стал целовать, она самозабвенно ответила тем же, потом откинула голову, прикрыла мне губы ладошкой и хитро спросила.

— А ты постеснялся… до конца не сказал, да?..

— Что?

— Ну как «что» — полдела дураку не показывают. А раньше, когда ты писал рассказы, показывал мне даже начало. Значит, тогда я была не дурой, а сейчас — полная крези, да?

— Ты моя любимая дурочка с Татарского переулочка. Мы, в конце-то концов, едем в ЗАГС или обойдёмся гражданским браком?

— Едем-едем! — заторопилась она и побежала в коридор, срывая с вешалки белую куртку. — Каким гражданским?!. Хочу всё по-человечески! А дети пойдут, зачем им гражданские родители?!.

Дверь соседней комнаты открылась, и в коридор шагнул отец. На нём висел халат, запачканный красками всех цветов, замусленный пятнами жирного масла и заляпанный белыми густыми подтёками застывшего гипса, он катал и мял в руках большой кусок серого пластилина. Отец был выше и здоровее меня, с чёрными длинными волосами до плеч.

— Чей слышу я знакомый голос?!. — пробасил он с хорошей актёрской дикцией и ответил, радостно улыбаясь. — Это же Оленька! Свет души моей!

Она тоже улыбнулась и поздоровалась:

— Доброе утро, Юрий Семёныч!

— Привет, отец! — я махнул рукой.

— Привет, голубки мои! Никак в ЗАГС?!.

— В ЗАГС, Юрий Семёныч.

— Значит, решили официально?!. Я только «за»! Я вижу в вас истинных христиан Ларионовых, думающих не только о себе, но и о своём потомстве, которому нужны официальные родители!

— И я об этом, — подхватила Оленька, вешая на плечо спортивную сумку.

— Я всё слышал, душа моя, ты правильно говорила, умница! Иди ко мне, я тебя в лобик чмокну!

Она взмахнула руками, словно крыльями, припорхнула к отцу и откинула волосы со лба, а он — старый хрыч — нагнулся и без всякого стеснения смачно и коротко поцеловал её в губы.

Оленька ахнула и боязливо посмотрела на меня.

— Эх! — крякнул отец с великим удовольствием. — Отличная девчонка, Костик! Оформляйся, не тяни!

— Никто и не тянет, — усмехнулся я. — Тянешь, по-моему, ты. Хочешь в глаз получить?

— Успокойся, ревнивец! Я же отечески! — прокатился по прихожей весёлый отцовский бас. — А ну-ка, кыш в ЗАГС! Кыш-кыш! Полетели, голубки мои!..

Когда мы вышли из подъезда, Оленька решила осторожно внести предложение:

— Слушай, Костик, а давай всё-таки переедем ко мне на «Планерную»? Что мы всё у тебя да у тебя? Поживём с мамой, сестрой, я их так редко вижу.

— Ты чего вдруг?

— Ничего и не вдруг, — пояснила она. — Может твой отец хочет привести знакомую женщину и не знает, как это сделать, потому что мы торчим рядом, и он стесняется.

— Он стесняется? — хмыкнул я. — Если бы он хотел, давно привёл и не спросил. А потом, знаешь, когда мамы не стало, он уже много лет не о ком и думать не хочет. А чего ты про женщину?.. А-а-а, это когда он тебя в губы чмокнул?..

— Ну да, как-то сразу мелькнула мысль.

Я успокоил, доставая ключи от машины:

— Да брось ты, он — великий актёрище, ты до сих пор не поняла? Ему бы не художником или скульптором быть, а скоморохом на сцене.

— Зачем ты так, Костик… скоморохом каким-то…

— Да в этом нет ничего обидного, Оленька. Актёры родились из простых базарных скоморохов. Ты почитай профессора Белкина, у меня вон книга есть «Русские скоморохи»

— Хорошо-хорошо, обязательно почитаю Белкина, — кивнула она и показала рукой. — Смотри, нашу япошку совсем завалило! Ух, ты, как же красиво!

Действительно мокрая осень искусно облепила жёлто-красными листьями тёмно-вишнёвую машину «Honda».

Оленька подлетела к ней и с большим сожалением сказала:

— Даже жалко чистить… Какая прелесть!..

— Что поделать, — я подошёл и начал скидывать листья, — красота, Оленька, штука невечная.

— Костик! — попросила она, — пожалуйста, оставь на самой середине вон тот кленовый, большой и красный! Подъедем к ЗАГСу со шведской короной! Чур, я за рулём! Чур, я!

— Прошу, моя шведская королева! — я торжественно протянул ей --">