Андрей Арсланович Мансуров - Конан и Пришелец из другого Мира

почти в зените, и он не сомневался, что Резеды с Красавчиком давно и след простыл. Однако он не позволил себе расстраиваться по этому поводу: он — наёмник!

А наёмникам нельзя обзаводиться собственностью. И уж тем более — привыкать или привязываться к кому-нибудь… Особенно из особ противоположного пола.

Однако когда они с обозом из двух телег проезжали мимо того места, где он оставил свою недавнюю напарницу, из кустов донёсся возмущённый возглас:

— Сколько можно тебя ждать?! Жду, понимаешь, жду его — а он как в воду канул! Конан! Ты мог бы и побыстрее разделаться с чёртовым ящером-магом!

Конан, краснея и ощущая на себе заинтересованные взгляды напарников, поспешил слезть с телеги и вломиться в самую гущу подлеска:

— Я тоже рад тебя слышать, дорогая! А уж видеть… — Резеда, переставшая изображать вид и тон обиженной жены, кинулась прямо ему на шею, заливая грудь Конана горючими слезами. На ушко ему прошептала:

— Я так рада тебя видеть! Живым! Я уж вся извелась — думала, что даже поседела от волнений! Познакомишь со своими друзьями?

— Конечно. А… Откуда ты знаешь, что они мои друзья?

— Ну так! Они же проехали почти сразу после того, как ты уехал. Один слез, потрогал след от копыта, затем залез вон в те кусты, сквозь которые ты начал подкрадываться, вернулся и сказал: «Не больше получаса! Поспешим!» После чего они погнали лошадей, которые везли две телеги с бочками. А что там было? В бочках-то?

— Зелье там было. Заколдованное.

Резеда надулась:

— Опять обманываешь бедную девушку?!

— Нет. Там и правда было зелье. От него войску чародея стало совсем худо. И половина сразу погибла, отведав его. Ладно. Хватит о плохом. Идём уже, а то мои могут про нас плохо подумать.

— Ну и пусть думают! — она очень мило надула губки и топнула крохотной ножкой. — Я и правда — согласна! Прямо здесь и сейчас!..

Конан, почувствовав, как краска смущения заливает шею и лицо, просто поднял Резеду на руки и вынес из кустов.

— Познакомьтесь, друзья. Это — Резеда. Моя… Напарница и помощница.

Так любопытно оказалось наблюдать, как Рнего, у которого челюсть отвалилась чуть не до пупка, утратил свою обычную красноречивость, а Паннут и молчаливый Борисс покраснели, словно мальчишки, которых поймали с ворованными яблоками в чужом саду… И только Калед догадался:

— Здравствуйте, о прекрасная Резеда! Очень рады познакомиться!

Дорогу обратно скучной уж точно никто бы не назвал.

Конан ехал на Красавчике, явно чувствовавшим себя без лишнего груза веселей и свободней, Резеда перебралась в переднюю телегу и сидела рядом с Бориссом. Которого всё время пыталась разговорить и ежеминутно задавала вопросы:

— А сколько раз вы плавали в другие страны? А правда, что вы убили Пожирателя? А как выглядит король Вездигдет? А почему он назначил за ваши головы награды? Сколько-сколько?! Чего ж вы такого успели натворить, что он так расщедрился?!. А правда, что любой храбрый человек может стать наёмником?

На это последнее высказывание Борисс нашёл нужным ответить, коротко зыркнув на соседку:

— Нет! Не каждый. Это должно быть в крови!

— Что — это?!

— Тяга к битвам и любовь к оружию.

— А-а, понятно. А как ты сам попал к Конану на «Вестрел»?..

Допрос с пристрастием начался вновь. Конан, ехавший рядом с Каледом впереди, иногда оглядывался через плечо и переглядывался с товарищем. Калед усмехался в усы. Рнего, управлявший битюгом, везшим вторую телегу, изнывал: поговорить бы! Но Резеда предпочла гиганта Борисса, сев сразу к нему. Паннут, замыкавший процессию, в разговорах и переглядываниях не участвовал: следуя на коне за телегой Рнего в двадцати шагах, он добросовестно охранял их тыл.

На том месте, где они оставили Саллаха, Конана ждал неприятный сюрприз: ящер явно обкусал челюстями острый короткий кол, чтоб заострить кончик, и кинулся со всего размаха на него — так, чтоб тот пронзил сердце.

Пришлось остановиться, чтоб предать тело мужественного человека земле. Конан, стоя над могилой, сказал:

— Покойся с миром, Саллах, мужественный человек, сам избравший свою судьбу. Да примет Мирта Пресветлый твою душу в свои чертоги!

После этого некоторое время ехали молча, оставаясь под впечатлением от рассказа Конана и трагедии Саллаха. Но затем Резеда вновь принялась за своего соседа, а корсары вновь принялись ухмыляться: --">