Екатерина Бакулина (Фенек) - Роза Дашваара

отпускает. Я дергаться не должна, меня предупреждали. Я должна стоять ровно и улыбаться. Иначе — смерть.

- Сорок семь, — говорит тот, что в сюртуке.

И у меня уже голова идет кругом. Я судорожно хватаю ртом воздух, но кажется, что его нет… так безумно хочется упасть в обморок.

— Да она дикая совсем, малахольная… — толстый цокает, качая головой. — Сорок восемь, только из уважения к светлым энке.

Тот, что в красном халате, подается ближе ко мне и, кажется, принюхивается. Мне даже страшно подумать, что он будет делать дальше.

Слезы текут по щекам.

Я хочу умереть тут на месте, провалиться сквозь землю, исчезнуть. Это ведь не может быть правдой, это страшный сон. Я сейчас проснусь. Я сейчас…

— Пятьсот. И закончим этот балаган.

Я даже не сразу понимаю, кто говорит это. Холодно, сухо, так, что возразить не решается никто. И только потом понимаю, что этот худой и черный, с морщинистым лицом, которого я боялась…

Он бросает продавцу кошелек, полный золота.

— Барга, пойдешь со мной, — говорит мне

2. Не говори, не плачь

— Ты — вещь. Советую как можно быстрее усвоить это, — сказал человек в черном на мое судорожное всхлипывание. — Я объясняю только один раз. Потом буду наказывать. Первое: ты открываешь рот и говоришь только тогда, когда тебя спрашивают. Если не спрашивают — молчишь. Никаких звуков, никаких всхлипов, ничего. Второе: ты делаешь только то, что тебе велят. Если тебе сказали стоять — ты стоишь на месте. Даже если про тебя забыли, даже если все ушли. Сутки, двое, трое. Пока не умрешь или пока тебе не скажут, что ты можешь сойти с места. Это понятно?

Я кивнула, от страха стучали зубы и толком ответить я не могла.

— Не слышу, — сказал человек.

— Да.

— И третье, — сказал он, — если хозяин захочет что-то сделать с тобой: дотронуться, ударить, взять тебя, ты ни словом, ни движением не показываешь, что тебе это неприятно. Что бы с тобой ни делали — ты улыбаешься.

— Нет… пожалуйста…

Я всхлипнула не удержавшись, отчаянно… И наказание не заставило себя ждать. Легкое движение пальцев, мой ошейник вдруг резко сжался, так, что перехватило дыхание. Всего на мгновение, давая мне понять. Потом отпустило. Слезы… я изо всех сил пыталась справиться и не всхлипывать снова… Это так страшно.

— Если я сдавлю чуть сильнее, то могу сломать тебе шею. Будь внимательна.

Он говорил все это холодно и бесстрастно, словно не человек вовсе. Словно ему все равно.

В ответ я могла, наверно, только моргать. Вопроса не было, значит, и ответить я не имею права.

Потом меня вели через весь город. Так же, голой, в ошейнике, по улицам, полным людей. У меня дрожали колени, горели уши и щеки… так унизительно… но сделать я ничего не могла. Даже плакать.

Мне казалось — все смотрят на меня. Хотя на самом деле — не смотрели, им не было до меня дела, такими, как я тут никого не удивишь… словно скотину повели на поводке.

Я представить боялась, что со мной будет дальше. Если объясняют такие правила, то ведь не оставят в покое и не забудут? Не сразу… Я успею умереть от этого ужаса, от стыда, боли, чего угодно… Лучше умереть. Прямо сейчас — дернуться, побежать, тогда ошейник сожмется и я задохнусь… и все будет кончено.

Илан-аджу, на рабском рынке, сказала мне — девушек из другого мира, барга, не покупают для домашних работ. Только для развлечений. Я — игрушка. Надолго или на один раз… как пожелает новый господин.

Я шла, старалась не споткнуться изо всех сил и ни с кем не встретиться взглядом так старательно, что даже не понимала, куда меня ведут, не видела города, только брусчатку под ногами и спину человека в черном, что шел впереди.

А потом вдруг оказалось, что привели в роскошный дворец.

Я не сразу заметила даже, мы зашли с черного входа, через узенькую старю дверь в высоченной каменной стене. Потом пошли переходами… лестницы вверх и вниз, так что кружилась голова. Где мы? Я не слишком глазела по сторонам, но потом вышли в открытую арочную галерею… и захватило дух. Город там, внизу — золотой, искрящийся… домики крошечные… море вдали… Мы на скале, так высоко забрались, а я и не заметила, что шли в гору, не до того. Только болели ноги.

Невероятно…

Зрелище было настолько удивительным, что я замешкалась на секунду, забывшись, и человек в черном тут же дернул за невидимый поводок.

Я вовремя прикусила язык. Никаких разговоров. Как бы ни хотелось спросить, куда --">