Р. Л. Мэтьюсон - Высокий, молчаливый и смертоносный (ЛП)

видом напоминает мальчика большую часть своей жизни, и не важно насколько богата и известна его семья.

Для своей семьи он был лишь обузой. От своей матери Кристофер получил в наследство только право первородства и больше ничего. Все остальное перейдет к ребенку, которого носила его мачеха, и если на это будет воля Бога, то родится мальчик. В противном случае все их надежды по продолжению рода отца упадут на плечи шестилетней Марте и ее мужчины, за которого она в будущем выйдет замуж.

Это было унизительное существование для первого сына, да для любого сына. Кристофер, честно, не мог представить ничего более унизительного, чем осознание того, что в один в день его могут принять за сына его младшей сестры. Он никогда не превратиться в мужчину, и они все это понимают….

— Это Марта? — спросил отец, очень хорошо зная, куда вели его самобичевание.

— Да, — ответил Кристофер, аккуратно ставя стакан на каменный пол, прежде чем продолжить рисовать, ему требовалось сбежать куда-нибудь, даже если единственным способом было всего лишь рисование на клочке бумаги.

— Она вырастет красавицей, — проговорил его отец с улыбкой, пододвигаясь ближе, чтобы лучше рассмотреть рисунок.

— Да, это так, — согласился с ним Кристофер, на губах у него застыла горько-сладкая улыбка, когда он посмотрел вниз на женщину с добрыми глазами и милой улыбкой, желая, чтобы это проклятие, или как это еще можно назвать, обошло его сестру стороной.

Однажды она заживет так, как заслужила, станет женщиной, которой должна быть, и не застынет во времени как он. Кристофер был уверен в этом.

Марта росла нормальной шестилетней девочкой, которая любила по пятам следовать за старшим братом и постоянно уговаривать его рассказать истории, порисовать и попить чай с куклами. Она была, к счастью для него и его отца, нормальным ребенком.

— А что с другой стороны? — спросил отец, заставляя Кристофера застыть и каждой клеточкой своей души жалеть, что не выбрал любой другой листок вместо этого.

— Ничего, — ответил Кристофер, но было уже поздно. Его отец, который всегда проявлял уважение к его работе, потянулся и взял листок бумаги из его трясущихся пальцев, а затем перевернул.

Некоторое время его отец ничего не говорил. Ему и не нужно было — сходство Кристофера с его матерью и ее отцом было безошибочным. Не желая смотреть на мужчину, которым ему никогда не быть, Кристофер схватил свой стакан и выпил залпом, желая, чтобы его тело не было таким чертовски слабым, тогда бы он мог выпить больше одного стакана виски.

— Однажды ты станешь таким, — сказал его отец, его тон подразумевал то, что он и правда в это верит.

— Нет, — ответил Кристофер, яростно качая головой из стороны в сторону, — не стану.

— Доктора могут ошибаться, — быстро стал объяснять его родитель, повторяя хорошо заученные старые фразы. — Когда война закончится, мы отвезем тебя в Берлин, Австрию, Лондон или, может быть, в Америку…..

— Зачем, отец? — спросил Кристофер, желая, чтобы его отец наконец-то отказался от мечты, что в один день он проснется и станет нормальным парнем, как все остальные. — Потратить целое состояние? Чтобы снова тыкали и кололи, а потом называли уродом на разных языках мира, прежде чем отправить нас обратно, окончательно сообщив, что не в их силах это исправить? — спросил он, ненавидя горечь, сквозившую в голосе.

— Они могли бы… — начал говорить его отец, и в его голосе было столько же отчаяния, сколько в словах Кристофера горечи.

— Они могут заставить меня вырасти? — холодно спросил Кристофер, резко выхватив из рук отца листок бумаги с рисунком и переворачивая его, чтобы больше не смотреть на предыдущее изображение, и продолжил рисовать портрет Марты.

— Возможно, — нежно ответил родитель, хотя они оба знали, что он не перенесет путешествие из-за своего уродства.

Его отец хотел отослать его вместе с сестрой и мачехой, пока к ним в дом не пожаловали люди Гитлера. Это был только вопрос времени, когда они постучаться в их двери, и когда это произойдет, они могут только надеяться, что его отец сумеет выслать из деревни достаточно женщин и детей, пока не станет слишком поздно.

Они все слышали слухи, хотя и молились, чтобы все эти сплетни были выдумкой, но все равно не могли вести себя так, словно были слепы к правде. Часто, они могли замечать солдат, марширующих мимо деревни, видели людей с --">