Натали Палей - Собрать мозаику. Книга вторая

Атер Турнович встал и легким небрежным движением руки убрал полог тишины. Тут же в наш круг ворвался возмущенный  голос ученого Стонича:

 — Господин министр, так нельзя! Вы просили вмешаться, если я замечу, что состояние пациентки ухудшается! Но вы не реагировали на знаки! Посмотрите, до чего её довели?! Она совершенно без сил!

Маленькие глазки ученого возмущенно блестели, а кудрявые каштановые с сединой волосы стояли дыбом и были совершенно запутаны. Видимо, за время допроса он неоднократно засовывал пятерню в волосы и беспокойно теребил их, волнуясь. Результат — сплошные колтуны.

Мое состояние настолько испугало ученого, что он абсолютно забыл, с кем разговаривает, и возмущённо размахивал руками перед носом военного министра.

 — Успокойтесь! – ледяным голосом процедил атер Турнович и смерил его недовольным высокомерным взглядом.  — Не забывайтесь!

Учёный замер, пораженный и, видимо, испуганный своей смелостью.

 — Я вами недоволен, господин Стонич! — продолжал ледяным тоном военный министр. — И император Марилии тоже! Вы не оправдываете  наше доверие! Уже два демоновых месяца занимаетесь пациенткой! ДВА ДЕМОНОВЫХ МЕСЯЦА! Она же вспоминает то, что произошло после похищения артефакта и документов, и то, что произошло до их похищения! А то, что нам так необходимо, нет! Почему это происходит, господин Стонич?! Как вы объясните это?!

Ученый побледнел и мелко задрожал  — министр был страшен в своем тихом бешенстве: глаза метали молнии, ноздри тонкого прямого носа шумно раздувались. Кирстан стоял за спиной ученого с непроницаемым лицом и не смотрел на меня, не сводя глаз с дяди.

Все это время Кирстан и сестра Таисия незаметно для ученого, используя разные намеки, убеждали того в том, что мне нужно сначала вспомнить события, которые происходили до начала войны, чтобы я не испытала шока от воспоминаний о войне. Они намекали, что мне достаточно тех воспоминаний о пытках и плене, которые все равно пробивались. Если же я сразу вспомню военное время, то сойду с ума от ужаса.

Поэтому господин Стонич при погружении меня в транс до сих пор не упоминал среди «заветных» слов такие, как "артефакт"," война", "документы". И теперь, видимо, очень сожалел об этом, потому что в данный момент трясся перед военным министром, как осенний лист на ветру.

— Я задал вопрос, уважаемый, – еле сдерживая себя, процедил военный министр,  —  будьте так добры ответить на него.

— Видимо, пациентка своеобразно реагирует на аппарат, господин военный министр, — дрожащим голосом ответил бледный ученый. — Вернее, ее мозг своеобразно реагирует. Могу это объяснить тем, что у нее стоит ментальный блок «королевская слеза» — самая совершенная ментальная защита на сегодняшний день. Через неё не просто пробиться даже с помощью моего гениального аппарата, и  она своеобразно оказывает влияние на ее память. И ещё ... не уверен, но все же... это объясняется тем, что вам нужны именно те воспоминания, которые она не хочет вспоминать.

При этих словах военный министр резко развернулся, снова впиваясь колючим ледяным взглядом в мои глаза. Показалось, что настоящий лёд проникает в сердце, замораживая навсегда. Это чувство было таким реальным, что на мгновение почудилась совершенно странная картина: будто я лежу в каком-то земляном склепе и у меня вместо тела сплошной кусок льда. «Лорианна, не смей умирать! Открой глаза!» — глухой хриплый мужской голос проник в сознание. Я вздрогнула, почувствовав шок.

Картина мелькнула, как видение, как далекое воспоминание, и исчезла, стоило услышать голос военного министра Марилии.

— Вы не хотите вспоминать события, связанные с похищением артефакта и документов? – он прищурился и напрягся всем телом.

Некоторое время я недоуменно смотрела на него, пытаясь прийти в себя от мелькнувшего воспоминания.

 — Не хочу, — тихо ответила правду. Все равно военный министр почувствует ложь. — Я не специально, но не хочу.

 — Вы боитесь, что станете нам не нужны? – проницательно заметил атер Турнович, внимательно наблюдая за моей реакцией.

 — Да, — тихо ответила, подумав, что он так ставит вопрос, чтобы ответ был однозначным.

Минуту он пристально смотрел на меня, о чем-то размышляя, а лицо стало вновь непроницаемым. Я же напряженно следила за ним.

Наконец атер Турнович  бесстрастно произнес: