Стефани Гарбер - Однажды разбитое сердце

напоминала ей знак, указывающий направление, в каком вести поиски, если хочет спасти свое сердце и мальчика, которому оно принадлежит.

Может быть, она и не сталкивалась с вескими доказательствами существования магии, не считая диковинок из лавки своего отца, но все же веровала, что она есть. Отец девушки, Максимилиан, всегда говорил о магии так, будто она реальна. А ее мать была родом с Великолепного Севера, где грань между сказками и историей стиралась. «Все истории сотканы из правды и лжи, – любила говорить она. – Важно лишь то, во что веришь ты».

А Эванджелина обладала особым даром – верить в то, что другие сочли бы мифами, как, к примеру, в бессмертие Мойр.

Она отворила металлическую решетку. У двери не было ручки, и ей пришлось просунуть руку между ее зазубренным краем и грязной каменной стеной.

Дверь прищемила ей пальцы, окропив их каплями крови, и Эванджелина готова была поклясться, что слышала, как некий голос вымолвил: «Знаешь ли ты, во что собираешься ввязаться? Ничего, кроме разбитого сердца, ты здесь не получишь».

Но сердце Эванджелины уже было разбито. И она осознавала риски, на которые идет. Как и знала правила посещения церквей богов и богинь Судьбы:

Всегда обещай меньше, чем можешь дать, ибо Мойры всегда берут больше.

Не заключай сделки больше чем с одной Мойрой.

И, что важнее всего, никогда не влюбляйся в Мойру.

Существовало шесть бессмертных богов и богинь Судьбы Мойр, и были они существами ревнивыми и собственническими. Ходила молва, что много веков назад, еще до их исчезновения, они правили частью мира с помощью магии, столь же зловещей, сколь и чудесной. Они никогда не нарушали условия сделок, хоть и причиняли зачастую боль тем, кто просил у них помощи. И все же большинство людей – и даже те, кто верил, что Мойры – не более чем миф, – рано или поздно так сильно впадали в отчаяние, что начинали молиться им.

Эванджелине всегда было любопытно взглянуть на их церкви, но, зная о меркантильной сущности богов и богинь Судьбы и Судьбоносных сделок, она избегала места поклонения им. До тех пор, пока две недели назад сама не стала одним из тех отчаявшихся людей, о которых всегда слагали истории.

– Пожалуйста, – прошептала она двери в форме сердца, наполняя свой голос дикой, искалеченной надеждой, что и привела ее сюда. – Я знаю, какая ты смышленая. Ты ведь позволила мне отыскать тебя. Впусти меня.

Она в последний раз дернула деревяшку.

И на этот раз дверь поддалась.

Сердце Эванджелины бешено заколотилось в груди, когда она сделала первый шаг. Во время поисков пропавшей двери она вычитала, что церковь Принца Сердец уготовила каждому посетителю свой особый аромат. Предполагалось, что запах этот отражает самую глубочайшую сердечную боль человека.

Но когда Эванджелина ступила в прохладное помещение церкви, в воздухе ничего не напомнило ей о Люке – ни намека на замшу или ветивер. Тусклый проход церкви отдавал лишь сладостью и металлом: ароматом яблок и крови.

Мурашки пробежали по ее рукам. Это ни капли не вязалось с тем мальчиком, которого она любила. Должно быть, легенды, которые она прочла, были неверными. Но разворачиваться обратно не стала. Она знала, что Мойры – вовсе не святые или спасители, хоть и надеялась, что Принц Сердец окажется милосерднее остальных.

Шаги уводили ее дальше в глубь церкви. Все вокруг было ослепительно белым. Белые ковры, белые свечи, белые скамьи для прихожан, высеченные из белого дуба, белой осины и слоистой белой березы.

Ряд за рядом Эванджелина проходила мимо разномастных белых скамеек. Возможно, когда-то они были красивыми, но у многих из них теперь не хватало ножек, на других лежали обезображенные подушки, а некоторые и вовсе были расколоты пополам.

Сломанная.

Сломанная.

Сломанная.

Неудивительно, что дверь не хотела пускать ее внутрь. Церковь эта не была зловещей, она, скорее, была печальной…

Тишина, окутавшая помещение, резко оборвалась.

Эванджелина обернулась, подавив вздох.

В нескольких рядах позади нее, в тенистом углу, стоял молодой человек, судя по всему, переживавший глубокую скорбь или совершавший некий акт покаяния. Непослушные пряди золотистых волос спадали ему на лицо, пока он, склонив голову, рвал пальцами рукава своего бордового пальто.

Сердце Эванджелины сжалось, когда она посмотрела на него. В ее душу закралось искушение спросить у парня, не нужна ли ему помощь. Но он, вероятно, избрал угол, лишь бы не привлекать --">