Елена Филимонова - Жена для виконта-отступника

хотя бы поставить в известность?

— Не кажется ли вам, что это уже слишком? — я вскочила с кресла в попытке обуздать ярость. — В конце концов, это вы растратили все деньги, что достались мне от отца!

— Я заботилась о тебе! — закричала Эбигейл, теряя терпение. — О твоем будущем! И сейчас забочусь! — её моложавое, с тонкими чертами лицо нервно подрагивало.

— Заботились? — криво усмехнулась я. — И каким же образом, позвольте спросить? Тем, что оставили меня без гроша, не забывая при этом напоминать, как много для меня делаете?

Я понимала, что зашла слишком далеко и надо остановиться, пока не поздно, но уже не могла. Смерть Молли, гибельное финансовое положение и крушение последней надежды уехать из этого дома добили меня окончательно.

— Осмелюсь напомнить, дорогая племянница, что эти деньги уходили в том числе и на твоё содержание, — отчеканила Эбигейл, из последних сил сдерживая гнев. — Да и потом… ты ведь не любишь Хелиота. И никогда не любила. Почему ты разговариваешь со мной в таком тоне? Я совсем тебя не узнаю.

Конечно, она не узнавала. Эбигейл привыкла к беспрекословному подчинению с моей стороны — я никогда не спорила с ней и уж тем более не смела дерзить. Но у всего в мире, как известно, есть свой предел. В том числе и у моего терпения. И дело даже не в деньгах. Точнее, не только в них.

— Я благодарна вам за всё, что вы для меня сделали, тётушка, но…

— Присядь, Элизабет.

Эбигейл подозвала служанку и велела девушке налить два бокала вина. В нашем доме не заведено пить с утра пораньше, но разговор, судя по всему, будет не из лёгких. Хотя в тот момент я не могла думать ни о чём другом, кроме как о судьбе бедной Молли. О том, как пламя терзает её тело, как лопается её кожа и горит плоть. Мне казалось, что я чувствую удушающий запах паленого мяса. К глазам снова подступили слёзы. Бедная Молли.

— Я знаю, каково тебе, — Эбигейл взяла мою руку, — знаю, что ты чувствуешь, и потому не сержусь. Но и ты должна понимать, — её голос сделался серьёзен, — что теперь любое общение с их семьей несёт нам угрозу. Я предвидела такой итог, и потому заранее расторгла твою помолвку с Хелиотом. Ты сделала всё, чтобы уберечь Молли от беды, но она была слишком глупа и упряма. А ты умна, я знаю это.

Меня всегда дико раздражала её привычка ходить вокруг да около, но сейчас это было просто невыносимо.

— Что вы хотите?

— Прежде всего, что бы ты как следует отдохнула. Ступай в свою комнату, а я велю служанке принести тебе успокаивающий настой. И не спорь, — жёстко сказала она, прежде чем, я успела возразить. — Выспись, и мы обо всём поговорим.

На склоки не осталось сил, ни желания. Нужно ли говорить, что уснуть мне так и не удалось? Стоило закрыть глаза, как я видела корчующуюся в огне Молли. Мы не были близки, но за пять месяцев нашего знакомства я успела к ней привязаться. И пусть порой меня раздражала её фанатичная религиозность это никогда не стояло между нами.

Но, неужели, она действительно не понимала, к чему идёт? Не думала о том, какие муки ждут её в королевской темнице, и в каком положении после её казни окажутся мать и брат? Неудивительно, что Эбигейл расторгла помолвку, хотя, признаться, я, как бы подло это ни звучало, сама не решилась бы связать с Хелиотом свою судьбу.

Однако, сорванная помолвка означала, что мне придётся остаться в доме Эбигейл на неопределённый срок. Тётя права, я никогда не любила Хелиота, но, не случись этой беды, он стал бы хорошим мужем, а мне не пришлось бы без конца слушать тётушкины жалобы на тяжкое бремя опекунства.

Мои родители, которых я никогда не знала, были достойными людьми, но слишком рано ушли из жизни. Матушку унесла в могилу лихорадка, когда мне не было и года, а отец безвестно сгинул на войне ещё при старом короле Ортанаре. У меня почти не осталось чётких воспоминаний о папе, лишь смутные обрывки, что никак не сложатся в единый образ. Я помню деревянную лошадь, которую он подарил мне на именины; запах его одежды; фиалки у пруда, где мы однажды гуляли; и то, как блестел на солнце его мушкет в день, когда он уезжал на войну. Я помню все эти детали, но не помню его самого — и сколько бы ни смотрела на портрет в своём медальоне, не нахожу в нём знакомых черт.

Так я и попала в дом тётушки Эбигейл. Не скажу, что она плохо ко мне относилась, но и душевной близости между нами так и не возникло. Моё воспитание и содержание было для неё, скорее тягостной --">