Виктория Войцек - Поймать океан

барабаны. «Гарпунная пушка», «стреляй» и «другой давай». «Мы перевернемся, урод», «ниже, ниже» и «в сердце бей».

Асин закричала. Она толкнула отца в бок, попыталась вырваться. Быть может, до этого дня она не знала ничего об океане, зато прекрасно понимала, что значит «стреляй».

— Асин!

Но отец не собирался ждать, когда она перестанет сопротивляться. Он подхватил ее на руки, прижал к груди и унес. Туда, где можно было закрыть ладонями уши, крепко зажмуриться, свернуться клубком и все равно слышать, как поют эти большие прекрасные создания.

Поют, даже когда им страшно.

1. Здесь имеется в виду суеверие, согласно которому вампир не может пересечь порог человеческого жилища без приглашения. (Прим. ред.)

— Я скоро умру, — сказала Маритар, смахнув мизинцем крошку с новой белой рубашки Асин.

Наблюдавший за ее длинными пальцами Вальдекриз лишь протяжно выдохнул. Разговор в очередной раз вел в никуда. Лишь булка, маленькая дочь Маритар, ловила чужие спокойные голоса и изредка пищала. Будто ей рассказывали сказку. Недобрую сказку о том, как ее неизбежно оставит мама.

— И чему ты радуешься? — Вальдекриз отломил кусок хлебного мякиша и протянул Асин, скатав из него шарик. Но Маритар быстро забрала угощение и сунула себе за щеку.

— Не подкармливай ее! — попросила она, посмеиваясь. — Ты же знаешь: она и так ест меня.

— Не начинай! — Вальдекриз поднял ладонь, не желая в очередной раз слушать о том, кто кого ест. Он и без того был сверх меры осведомлен об этом.

— Я хотела попросить тебя об одном. — Маритар приоткрыла рот и покатала на языке комок хлебного мякиша. Ее забавляло играться с едой. Что уж там, ее забавляло играться со всем, и Вальдекриз не мог понять, радует его это или скорее раздражает.

Он хотел обменяться. Булку на булку, чтобы было честно. Он примет из ее рук Асин и немного побаюкает ее, а сам отдаст купленный недавно, еще теплый хлеб. Пускай Маритар хоть немного подкрепится. Ну или слепит из него чайку, чтобы потом откусить ей голову. Но Маритар прижала Асин к груди, вновь показав белый комок на кончике языка.

— Когда меня не станет, присмотри за ней.

— Я не хочу это слышать. Не хочу думать о том, что тебя не будет.

— Но меня же не будет не назло! — возмутилась она. А когда крошка-булка принялась недовольно кряхтеть, вновь прижала ее к груди, пытаясь успокоить. — Послушай ты меня!

Не желая в очередной раз тревожить Асин, Маритар пнула Вальдекриза в лодыжку и посмотрела на него так строго, так мрачно, что он предпочел промолчать — лишь про себя обозвал ее ненормальной. Возможно, Маритар даже прочла это в его глазах, потому что в ту же секунду пнула его еще раз.

— Я рада, что у меня есть Джехайя, Асин, — Маритар легонько пощекотала прядью волос, в которой поблескивала едва заметная седина, нос крошки-булки, — и ты. Особенно я, конечно, рада ей. — Она легонько дунула на завиток на макушке Асин.

Маритар определенно любила дочь. Защищала ее, демонстрировала внезапно проступившие веснушки на щеках. Но никогда раньше Вальдекриз не замечал в ней эту трогательную нежность. И это настораживало, если не сказать больше.

— Именно поэтому мне так важно, чтобы ты присматривал за ней, — повторила она. И добавила: — Присматривал. И никогда не приближался.

Это было куда больше похоже на Маритар. Ее слова вонзались в грудь, пока одной рукой она преспокойно отстегивала пуговицу на стареньком залатанном платье, чтобы покормить Асин. Она совершенно не стеснялась ни людей вокруг, ни тем более Вальдекриза. Порой казалось, для стыда в Маритар попросту нет места: ее переполняет тяга к открытиям, приключениям и диким выходкам.

— Почему это? — спросил Вальдекриз. Он даже забыл привычно закатить глаза — картинно, конечно же.

— Потому что в ней меня — ровно половина. Ровно половина океана. И ей нельзя быть настолько близко к солнцу, понимаешь? Как и солнцу опасно приближаться к океану. Вы не подарите друг другу ничего, кроме боли. А я не хочу, чтобы ей было больно.

Рынок благоухал выпечкой и напитками на меду, а спешившие по делам люди щурились на яркое солнце — будто мир все еще казался им невероятно новым и ужасно интересным. Вечные дети, не разучившиеся радоваться. Вальдекриз, живший среди них не один десяток лет, по-прежнему удивлялся этому. И порой думал о том, что в следующий раз, когда мир будет вновь готов принять его, точно станет капитаном, с другим именем, с --">