Анна Князева - Маскарад чувств

проделать все это, а дождь мешал. И она сердито отвернулась от окна, чтобы не портить впечатления о столице.

«Я потом увижу все, — пообещала она себе, прикрыв глаза. — Потом. Когда выглянет солнце».

Ее удивляло и даже немного раздражало то жадное любопытство, с которым приник к окну Николя.

— Лиза, да посмотри же, какие величественные здания! В Москве все приземистое, маленькое, а здесь дома прямо в небеса уходят. А экипажи какие, ты только взгляни! И так чисто вокруг… Даже лошади будто только что искупаны. А какие у дам наряды! Лиза, ты меня слышишь?

Стараясь не слушать его восторженных восклицаний и не отвечая на недоуменные вопросы о том, почему она не любуется городом, Лиза вернулась в свой придуманный Петербург. И сразу же навстречу ей вышел Алексей Кузминский — быстрый и легкий, несмотря на высокий рост и крепость сложения. Он шел по какой-то узкой улочке, названия которой Лиза не сочинила, и утреннее солнце ласково светило ему в лицо. И он улыбался — и этим шаловливым, но теплым лучам, и ей, Лизе, идущей ему навстречу. Она так торопилась к нему, каблучки издавали быстрый перестук…

Алексей уже протянул к ней свои красивые, сильные руки, когда карета внезапно остановилась, и старый возница хрипло крикнул:

— Прибыли, ваши сиятельства! Дом графини Стукаловой, как и заказывали.

«Да, тетенька Аглая ведь графиня, — вспомнилось Лизе. — Должно быть, она вхожа в самое изысканное общество… Куда не пускают простых актеров».

И ей сделалось еще более тоскливо, хотя, казалось бы, сбылось то, чего она так ждала — они с братом были в столице! И Алексей Кузминский был здесь же.

Пока их собственные слуги выбирались из второй повозки, подоспевший лакей Стукаловых уже распахнул дверцу кареты — их приезда ждали. Лиза попыталась взбодрить себя мыслью о том, что на какое-то время этот роскошный особняк станет ее домом, и начнется для нее совершенно другая жизнь. Но сердце почему-то наполнилось не ликованием, а тревогой. Станет ли новая жизнь интереснее прежней, насыщеннее? Наверное, ее ждут блестящие балы, но сумеет ли она выглядеть достойно? Не покажется ли дамам из высшего общества смешной и неуклюжей провинциалкой? Получится ли у нее достойно поддержать беседу, и окажется ли она в курсе литературных новинок, которые наверняка обсуждают в гостиных Петербурга?

Николя же, напротив, весь сиял, выскочив из кареты, и не стеснялся озираться с восхищением. Иногда брат и сестра вели себя совершенно по-разному, озадачивая отца и воспитателей. Домашние учителя настаивали, что и способности у них разнятся по своей природе: Николя был склонен к точным наукам, Лизе же они давались плохо. Она больше интересовалась историей, легко усваивала языки и, кроме обязательного для девушки ее круга французского, свободно говорила на английском и немецком. К беллетристике же они оба проявляли страстную привязанность и заставляли отца выписывать из Петербурга все литературные новинки.

— Их сиятельство графиня Стукалова ждут вас, — церемонно провозгласил слуга и пригласил молодых Перфильевых в дом.

Николя одарил его лучезарной улыбкой, Лиза же вошла в новое жилище, потупив взгляд, Ее уже начало подавлять сверкающее великолепие, в котором она оказалась. Как ей хотелось сейчас очутиться в их родовом поместье, в слегка запущенном саду! Запрокинув голову, пробежаться, никого не стесняясь, по тенистой аллее. Потом укрыться в любимой беседке на обрыве. И любоваться золотящейся закатным золотом рекой, лениво извивающейся длинным, узким телом. И вполголоса читать новые стихи Афанасия Фета, которые прислали ей буквально на днях, но Лизе они уже запомнились. Только там она чувствовала себя свободной, вольной птицей, несмотря на то, что отец крепко держал их с братом на привязи. Но лишь сейчас Лиза начинала понимать, как же прекрасна и полна была их прежняя жизнь. И ей до слез стало жаль своего канувшего в Лету детства, родовой усадьбы, незамысловатых радостей бытия — прогулок верхом по утренним, росистым полям, поисков грибов в осеннем лесу, сладких ягод малины, сорванных прямо с куста…

«Здесь нам предстоит жить у чужих людей, — думала она, поднимаясь по высокой, широченной мраморной лестнице и едва не глотая слезы. — Разве можем мы считать тетушку по-настоящему родной? Она ни разу и не навестила нас за все эти годы… Почему? Они не ладили с папа? Он ни разу не заговаривал об этом… Да мы и не интересовались!»

--">