Меган Фрэмптон - Как приручить герцогиню

больше не герцог, но мать останется ее матерью навсегда, и она будет недовольна, если дочь поведет себя неосмотрительно.

Мать встала и жестом велела Изабелл тоже встать.

— Мы должны выяснить, что происходит. Твой отец разберется.

Изабелл почувствовала, что дрожит, правда, она не была уверена, от чего именно — от радости, возбуждения или шока. Перед ней, как красивейшая манящая драгоценность, замаячила возможность обретения свободы, отмены брака с герцогом, и осталось только протянуть руку и взять ее. А свобода для нее была дороже всего на свете, желаннее любого редчайшего бриллианта. Дело в том, что свободы у Изабелл никогда не было, ни одно мгновение своей жизни она не чувствовала себя свободной. А бриллианты для леди, занимающей ее положение в обществе, являлись относительно доступными.

Мать окинула ее свирепым взглядом, словно это Изабелл была виновата в том, что герцог больше не герцог. Изабелл очень хотелось сказать матери, что будь у нее волшебная сила, она бы использовала ее, чтобы избавить себя от всех возможных брачных соглашений. Или, возможно, сделать себя менее красивой, чтобы люди к ней не приставали.

— Что ты возишься, Изабелл? — раздраженно спросила мать и повернулась к сестре. — Надеюсь, тебя не надо провожать, Мария? — Это не было вопросом, но матери, по крайней мере, хватило такта сделать вид, что она хочет оказать сестре уважение.

— Конечно, нет. — Мария похлопала Изабелл по руке. — Уверена, у тебя все будет хорошо, Изабелл. Ты сделаешь прекрасную партию — не с герцогом, так с кем-нибудь другим.

Изабелл кивнула. Она никогда не говорила ни тете, ни кому-то другому, что она думает о прекрасных партиях. Все дело в том, что прекрасная партия означала для нее совсем не то, что для ее семьи.

Если ей не придется выходить замуж за герцога, возможно, она сможет найти человека, которому она не будет безразлична. Только такой брак она станет считать хорошим, а вовсе не тот, в котором титул супруга важнее его человеческих качеств. Пусть у нее не будет любви, но она хотела тепла, дружелюбия и, возможно, хотя бы немного нежности.

Герцог — во всяком случае, Гейдж — единственный герцог, которого она знала, — никогда не выказывал ничего подобного. Он относился к ней так же, как ее мать — как к неразумному существу, которое следует постоянно поправлять и ругать, чтобы сделать совершенным.

Совершенства Изабелл уже достигла, хотя и не гордилась этим. Из нее вылепили совершенную, идеальную герцогиню, хотя теперь, похоже, не было герцога, чтобы завершить процесс. От этой мысли ей захотелось рассмеяться. Планы матери в одночасье рухнули, что не могло не радовать.

Свобода. Изабелл редко позволяла себе думать, как могла сложиться ее судьба, если бы ее будущее не было предопределено. Теперь, когда все изменилось, она внезапно почувствовала страх. Кем она станет, если не будет герцогиней Гейдж?

— Видите, ваша светлость, все эти документы подтверждают ваше право на титул. — Поверенный, один из пяти приглашенных, указал на внушительную стопку бумаг, которые никак нельзя было отнести к любимому чтиву Николаса. Впрочем, он никому не собирался рассказывать, что предпочитает любовные романы, и чем драматичнее, тем лучше.

Во-первых, в этих документах не было героев, беседовавших о любви. Во-вторых, единственная интрига заключалась в том, когда именно Николас заснет в процессе бесконечных и исключительно занудных объяснений. И, в-третьих, он никак не мог дождаться конца, и вовсе не потому, что в конце влюбленные, наконец, обретут совместное счастье, а злодей благополучно исчезнет. Просто Николасу очень хотелось избавиться от прямо-таки воинствующего педантизма юристов.

Тем не менее он не ушел и не прервал говорившего ни одной неуместной ремаркой. В общем, он не сделал ничего, что мог бы сделать, не будь он герцогом.

Титул принадлежал ему всего два часа, но уже успел его изменить. Мысль была одновременно интригующей и пугающей. Произошла одна фундаментальная перемена: раньше он не был герцогом, а теперь им стал. Что еще должно было измениться?

Накануне вечером он вернулся домой слишком поздно даже для того, чтобы просто обдумать случившееся, не говоря уже о визите в контору поверенных. Но сегодня утром Николас и Грифф встали в безбожно ранний час — по крайней мере, час был безбожно ранним для Николаса, возможно, у Гриффа имелось другое мнение — и поспешили к юристам, чтобы --">