Галина Грушина - Искусство любви

виде её с мужем Назон был неприятно удивлён: Коринна об руку с грубым верзилой! Маленькая, нежная, прелестная Коринна, – и ражий детина, голос, как из бочки, красные руки в рыжей шерсти, палец замотан грязной тряпицей. Глаза молодых людей встретились. Растерявшись от неожиданности, она вздрогнула и залилась неудержимым румянцем, от чего сделалась ещё милей.

– Да что с тобой? – тряхнул жену Капитон. – Ты вдруг стала, как обваренная.

– Это женское, – спрятав личико, с досадой шепнула красотка. – Сейчас пройдёт.

– Ложись возле меня, раз тебе неможется, – потребовал Капитон и, по-хозяйски облапив малютку, повёл её к обеденному ложу мимо чинно сидевших матрон.

– Нет-нет, – возмутилась она, – это неприлично. Я тоже сяду. = Вынужденный уступить, супруг пожелал, чтобы она села рядом.

Ели жадно, чавкали, облизывали пальцы, требовали от ускользавших слуг с подносами добавок, – одним словом, вели себя как ппостолюдины. Хозяин сохранял величавую невозмутимость: претору надо уметь ладить со всяким людом, покровительствовать в Малые Квинкатрии зависимым людям было его долгом.

– У тебя, Капитон, прехорошенькая жена, – милостиво отметил он. – Поедешь в провинцию, бери её с собой: такую опасно надолго оставлять одну.

Гости захихикали. Вытерев пальцы о подушку, Капитон обнял не поднимавшую глаз жену и приник к её губам затяжным поцелуем, так что бедняжка затрепыхалась, пытаясь освободиться, и даже взбрыкнула, показав обществу крошечную ножку в детском башмаке.

– Хватит, – толкнул его в бок сосед, – а то нам завидно.

Гости опять захихикали; их жёны негодующе зашушукались, сблизив головы. Терция перевела на Назона глазки, не зная, смеяться или плакать. Она смотрела на него кК на единственного здесь человека, понимавшего всё и сострадавшего ей. Этот взгляд вознаградил юношу за увиденное и даже вселил надежду.

Появились фокусники, и внимание гостей отвлеклось, занятое ими.

В тот вечер на долю Назона досталось сладостное переживание: когда маленькая ручка потянулась к блюду за виноградной кистью, он коршуном набросился на фрукты, – и пальцы их встретились. Оба содрогнулись; молодая женщина, помедлив, неохотно убрала руку.

Воодушевлённый поэт напомнил хозяину о себе и предложил послушать стихи. Претор, которому уже надоели фокусники, милостиво согласился. Назон встал с забившимся сердцем; щёки его окрасил лёгкий румянец, глаза засверкали. Он начал декламировать:

– Просьба законна моя: пусть та, чьей жертвою стал я,

Либо полюбит меня, либо надежду подаст.

Не говорит за меня старинное громкое имя

Предков: всадник простой начал незнатный наш род.

Тысяч не надо плугов, чтоб мои перепахивать земли;

Оба, – и мать, и отец, – в денежных тратах скромны.

Но за меня Аполлон и хор муз, и крылатый Амур,

Жизни моей чистота, моё постоянство,

Сердце простое моё, пурпур стыдливый лица.

Много подруг не ищу, никогда волокитою не был.

Верь: ты навеки одна будешь любовью моей!

Не отвергай же того, кто умеет любить без измены,

Стань для меня счастливою темою песен.

Славу стихи принесли испуганной Леде, —

Той, кого бог обольстил, птицей представ водяной;

Также и той, что на мнимом быке плывя через море,

В страхе за выгнутый рог юной держалась рукой.

Так же прославят тебя мои песни по целому миру.

Соединятся навек имя твоё и моё!

Крошка трепетно внимала стихам: кто-кто, а она догадывалась, к кому обращается поэт, и по окончании одарила его лукавой улыбкой. Гости выслушали стихи довольно равнодушно, зато претор, человек с понятиями, выразил удовольствие. Но самое громкое одобрение высказал подвыпивший Капитон, заявив, что если бы он приухлёстывал за какой-нибудь красоткой, лучшего способа понравиться ей, как поднести хорошенькие стишки, не придумать.

– Ещё верней поднести перстенёк либо кошелёк с монетами, – подсказал сосед.

– Эк, хватил! – отмахнулся Капитон. – Мы не так богаты, чтобы ради всякой шлюхи сорить деньгами. Другое дело, если надумал жениться. Я, сватаясь, преподнёс вот эти жемчуга, – ткнул он волосатым пальцем в шею жены. – Так ведь он и моими и остались.

Когда стали вставать из-за стола и Капитон прощался с хозяином, благодаря за обед, а Терция охорашивалась в стороне, Назон осмелился приблизиться к избраннице.

– Леда, прелесть, очарование… – шепнул он. – Почему ты не отвечаешь на мои письма?

Порозовев от удовольствия, она осторожно покосилась на мужа.

Он --">