Tina Trainor - Чернильная мгла (СИ)

расписывается в бланке, и медсестра тут же исчезает из кабинета, прихватив с собой огромную стопку карточек, которая только ее и дожидалась.

Фокус беседы снова возвращается ко мне и моему пальцу.

— Ну, думаю, сейчас уже очевидно, что само не пройдёт, — он достаёт чистый бланк из ящика стола. — Но сначала нужно заполнить эту бюрократию ещё раз, и я выпишу направление на рентген.

Несколько минут мы сидим в тишине, пока он переписывает мои данные из документов в новый бланк, изредка спрашивая меня о той информации, которой в документах не было.

Например, как я получил травму? Когда? Употреблял ли алкоголь? Конечно, употреблял.

С одной стороны, мне неловко за это отнятое время, с другой стороны, я все ещё не вижу варианта заполнить карточку и читаемо, и самостоятельно.

В этот момент осознание, что и с дипломом у меня будут значительные трудности, наконец-то начинает меня накрывать.

Что-то переставало действовать: или алкоголь, или анальгетики.

— Сейчас до конца коридора, там по лестнице направо. Делаете рентген, берёте снимок и возвращаетесь, — голос Владислава Константиновича вытягивает меня обратно в реальность, не давая погрузиться в размышления о моем ближайшем будущем.

Протягивает мне листок с направлением, и мои пальцы чуть касаются его ладони, когда забирают. Чувствую легкие мурашки по спине и приятное тепло чужой кожи.

— Хорошо, спасибо, — убираю направление в паспорт и встаю из-за стола.

Пытаюсь быстро собрать одной рукой все вещи, но получается не очень — роняю сначала паспорт, потом телефон. Врач очень внимательно смотрит на меня из-за стола, не отводя взгляд, и я замечаю, как дёргается вверх уголок его губ.

Как я по-идиотски выгляжу. И вся эта история идиотская.

Отвечаю, думает, что я конченый. Настолько неуклюжий, чтобы сломать палец, и настолько глупый, чтобы не прийти в больницу сразу.

Хотя почему меня вообще заботит, что думает обо мне человек, которого я знаю десять минут?

И почему меня задевает, что он так не заинтересован мной?

Быстро нахожу нужный кабинет и захожу, удивляясь отсутствию очереди.

Интересно, зачем мне снимок, если девяностоградусный угол моего пальца сообщает нам очевидные вещи. Очевидные всем, в глубине души даже мне вчерашнему.

Наденьте фартук, положите руку на стол, не двигайтесь, снимите фартук, подождите в коридоре, заберите снимок.

Ну, это было не так уж и сложно.

Возвращаюсь со снимком в травмпункт. Здесь очереди теперь тоже нет, захожу в кабинет с дежурным стуком.

Человек, который сейчас будет делать мне очень больно, куда-то исчез.

Наверное, не стоило заходить без приглашения, но уже поздно.

Снова сажусь в кресло перед столом и рассматриваю лежащие на столешнице вещи. Бумажки, какие-то карточки, бланки, справочники, снимки. Взгляд останавливается на книге «Одноэтажная Америка». Даже вижу закладку, примерно посередине книги. Путевые заметки, из-за которых после 1947 года людей отправляли в лагеря по статье «контрреволюционная пропаганда или агитация». Интересный выбор, мне нравится.

Я беру книгу и начинаю листать, в тот момент когда дверь открывается, и Владислав Константинович заходит в кабинет с кружкой в руке. По запаху — кофе.

Мы в тупом шоке смотрим друг на друга. Сложно сказать, кто из нас олень, а кто — машина со слепящими фарами. Но олень, который берет чужие вещи, это все-таки я. Физически чувствую враждебный взгляд, под которым я стыдливо возвращаю книгу обратно.

Точно надо было подождать в коридоре.

Автоматически отмечаю, что он высокий и с идеальной осанкой. Даже выше меня. Поверх светлой рубашки и серых брюк — белый халат.

Снова пытаюсь определить возраст, может быть, все-таки двадцать девять?

— Быстро Вы, очереди на рентген совсем что ли нет? — спрашивает, садясь за стол с другой стороны.

Как будто даже с претензией ко мне из-за отсутствия очереди на снимок.

Или это из-за того, что я трогаю чужие вещи?

— Да, там вообще спокойно, по сравнению с вашим отделением, — протягиваю ему снимки через стол. — Я уже никуда не тороплюсь, так что,

--">