Пола Рид - Страстная и непокорная

тебе прикажет мой отец. Как продал мать этой несчастной дурочки!

Последние слова Иоланта выкрикнула в лицо Эдмунду, резким взмахом показывая на Грейс. Из горла Мату вырвался глухой, задавленный звук. Няня отчаянно затрясла головой. Жак, все еще вытиравший с лица кровь, злобно улыбнулся разбитыми губами.

— Замолчи, Иоланта! — простонал Эдмунд. Грейс отбросила обнимавшие ее руки Мату.

— Что ты говоришь?! Ты моя мать!

— Не говори глупостей! — оборвала ее Иоланта. — Меня окружают мужчины, питающие слабость к чернокожим шлюхам. Сначала отец прижил грязную полукровку с какой-то рабыней. Потом он отправил эту мерзавку сюда вместе с девяносто девятью другими рабами и деньгами из моего приданого. — Она презрительно фыркнула в сторону мужа. — Сотня рабов! Целая сотня! И ты выбрал именно ее, чтобы прижить эту девчонку. — Иоланта снова указала на Грейс.

— Если бы ты сама не была бесплодной, фригидной сукой, — с горечью отозвался Эдмунд, — у нас был бы собственный ребенок, наша общая плоть и кровь.

Мату пыталась закрыть ладонями уши Грейс, но та оттолкнула ее руки.

— Моя мать была рабыней? — прошептала она, и у Мату снова вырвался придушенный, исполненный боли стон. — И ты знала. — Глядя на свою обожаемую няню, Грейс понимающе кивнула, нежно погладила лицо женщины. Глаза рабыни налились слезами. — Ты знала, и потому они отрезали тебе язык.

— Твой отец, — вмешалась Иоланта, — приказал вырезать ей язык. Вот как он стыдился твоей подпорченной крови!

Лицо Эдмунда стало смертельно бледным.

— Нет, Грейс, нет! Дело не в том, что стыдился. Просто я не мог допустить, чтобы кто-нибудь об этом узнал. Это разрушило бы твою жизнь.

Разрушило бы ее жизнь? Значит, она черная. Негритянка, как Мату. Ей следует быть рабыней? Если бы так случилось, никто не остановил бы Жака. Ей вспомнились слова дяди, и она наконец поняла их смысл.

Мир стремительно рушился вокруг Грейс.

— Не-е-ет! — тоненько простонала она.

— Черт подери! — воскликнул Эдмунд. — Сегодня мы говорим об этом в последний раз! — Грейс вздрогнула. Отец бил рабов, когда сердился на них, хлестал бичом. Он вырезал язык у Мату. — Это моя плантация, и она перейдет к моим наследникам. Грейс выйдет замуж за белого, и ее дети — тоже. Со временем забудется грязное пятно в семейной истории.

«Грязное пятно, — думала Грейс. — Грязное пятно — это я. Черное пятно».

— Жак, — продолжал Эдмунд жестким тоном, — завтра ты уедешь, или — прости меня, Господи, — я тебя убью.

Жак бросил быстрый взгляд на сестру. Та закатила глаза, пожала плечами и сделала жест в сторону двери.

— Иди пока, — сказала она. — Мы поговорим позже, когда мой муж придет в себя.

Дядя Грейс бросил на Эдмунда убийственный взгляд, но подчинился.

Да нет же, подумала Грейс. В конце концов оказалось, что Жак ей вовсе не дядя. Почему-то эта мысль принесла ей облегчение. Он ей не родственник. Или все-таки родственник? Если у Иоланты и настоящей матери Грейс один и тот же отец, значит, они сестры? Разве могут белая и черная женщины быть сестрами? Все так запуталось…

Эдмунд обернулся к жене и забрал у нее подсвечник, который отдал ей раньше.

— Твой брат уедет в Санто-Доминго, и все пойдет по-прежнему. Для всего остального мира Грейс — наш общий ребенок. Я никогда не просил тебя любить ее или заботиться о ней, Иоланта. Никогда не ставил ее интересы выше твоих. Однако, если ты не желаешь выносить мое присутствие в своей постели, тебе все равно придется смириться до тех пор, пока у нас не появится другой наследник.

Иоланта бросила на мужа свирепый взгляд.

— Я завтра же напишу отцу, — заявила она.

— Пиши, — пожал плечами Эдмунд. — Он, возможно, будет настаивать, чтобы я продал Грейс, но так же несомненно он будет настаивать, чтобы ты вернулась к своим супружеским обязанностям. Твой отец не хуже меня понимает, что нам нужен наследник.

Иоланта взмахнула рукой и что есть силы ударила Эдмунда по лицу. Он даже не шелохнулся.

— Это, моя дорогая, — с иронией проговорил он, — единственная цель, которую тебе сегодня удалось поразить.

Женщина в бешенстве выбежала из комнаты, а Эдмунд обернулся к дочери. Мату непрерывно гладила ее по головке, словно пыталась выпрямить тугие кольца ее локонов — единственный намек на происхождение девочки.

— Она такая светленькая, правда, Мату? — Он наклонился, чтобы самому провести по густым золотисто-каштановым кудрям. — Моя маленькая золотая девочка!

«Такая --">