Елена Блонди - Карты и сновидения

напрячься, можно сделать и фигуру. Будет своя, настоящая. Ирина даже как-то предложила Тоне бесплатный абонемент в зал, и вызвалась провести ее через начальный курс тренировок. Чтоб после Тонька занималась уже дома, бесплатно. Но та отказалась решительно, напридумав кучу причин, но главной, конечно, был Вадик. Как это — мама на целых два часа в день оставит ненаглядного мальчика без себя. И дело даже не в том, что она сутки без перерывов нянчит мальчишку, вовсе нет. А в том, что эти два часа будут потрачены не на еду для сына или стирку его футболок, не на уборку его комнаты или вторую работу, чтоб Вадику на каникулах хорошо отдыхалось. А на саму Тоню, вот ужас-то.

— Что? — отвлеклась от мыслей, не услышав вопроса.

— Тоскуешь? — повторила Тоня, проницательно блестя очками, — все никак, да? Я понимаю. Когда Миша ушел от нас, ох, как мне было тяжело. И долго так.

— Тонь, не надо.

— Не буду, — гостья откусила от принесенного пирога, понимающе качая головой, украшенной нелепыми каштановыми кудрями.

— Ты не поняла. Не надо придумывать. Во-первых, совершенно не тоскую. Во-вторых, мы с Андреем расстались по взаимному согласию.

— Отрицание очевидного, — авторитетно заявила Тоня, прожевав пирог, — конечно. А еще гордость. Я ж говорю — графиня ты. В другой жизни у тебя была бы конюшня. Конюшни. Балы. Ницца. Поклонники. Настоящие. А не эти вот. Гоги с Гошами.

Ирина возвела глаза к темноватому потолку. Хлебнула горячего чаю. К мечтам соседки о ее другой жизни она уже привыкла. И к ревности, с которой та относилась к ее спортивной компании.

— Детей тебе надо, — внезапно закруглилась Тоня, отодвигая почти пустую тарелку и вытирая тонкие губы салфеткой, — двоих, а лучше троих. Прекрасные милые девочки и один мальчик, старший, в кителе. В военной академии.

— Тоня, как там роман? Пишется? — Ирине не хотелось прибегать к последнему средству, но пришлось.

Тоня мгновенно забыла о предполагаемых детях. Села прямее, подбирая под табурет недлинные полные ноги, сунула руку в другой карман кофты. Ирина тихонько вздохнула.

— Может, в комнату? — попросила Тоня, — у тебя там так… Как надо, для новой главы.

Ирина встала и покорно пошла в комнату, где в забытом телевизоре развивалась бесшумная драма — плакали женщины, вздымая руки в широких кружевных рукавах, метался между ними какой-то по виду шут в лоскутном кафтане, и давешний черный волшебник снова сатанически хохотал, изгибая брови, и не надоест же ему, подивилась Ирина, выключая фильм.

Тоня уже шуршала у застекленной стенки, куда хозяйка составила ее прежние приношения: витые ароматические свечи, курильницу в виде залитого глазурью античного юноши с подносом у чресел, вышитые рунами салфеточки и крошечные мешочки-саше с сухими травками.

— Можно? Чуть-чуть совсем. Для настроения. Как хорошо, что ты спросила. А я вчера проснулась, уже под утро. Тишина такая. Туман стоит. Я тихонечко села в кухне, там за окном акация, на ней листья еще зеленые. И ветка в окно стук-стук. Ноутбук открыла и такое на меня слетело счастье, Ириш. Как же хорошо жить, да? Даже если смерть потом.

— Любая смерть — это всего лишь сон, — зловеще низким голосом ответила Ирина, усаживаясь в угол дивана и подбирая ноги.

— О! О-о-о! — Тоня застыла с горящей спичкой в пальцах, — я запишу, нужно скорее записать.

— Перестань. Это в фильме только что болтали. Читай давай, — Ирина зевнула и приготовилась слушать. Думала лениво, пока Тоня зажигала свечу и вынимала из своего бездонного кармана сложенные пополам листы писчей бумаги — она каждый день распечатывала плоды ночного вдохновения, на случай, если в мире вдруг кончится электричество, — если надоест слушать, достаточно будет напомнить, Вадик там, проснулся, наверное. И Тоню сдует как сильным ветром.

… А ведь права смешная соседка, мать-одиночка, в чем-то права. Целую секунду, стоя у входной двери, Ирина думала, а вдруг Андрей? Себе к чему врать, не привыкла. Но дальше? Что дальше? Ну, думала, а даже не понять, хотела или наоборот, испугалась. Потому что это сегодня Ирка одна в квартире, а разок в неделю тут ночует тот самый Гога тире Гоша. И пусть Андрей уехал уже почти год тому, но все же они так и не поговорили.

— Он бережно взял ее за подбородок сильными пальцами. И наклонился, обжигая нежное лицо пылающим дыханием. А потом обжег нежные губы горячим поцелуем…

Тоня прерывисто --">