Диана Килина , Юлия Панченко (Вампирчик) - Noir

повернулся.

Старуха, медленно шаркая ногами, подошла ближе и откинула волосы Нуар, пристально вглядываясь слепыми глазами в ее бледное лицо.

— Графиня дю Мен, — тихо, почти благоговейно произнесла бабка, а затем отвернулась. — Вноси и клади на топчан у печки. Отогреть ее надо и напоить бульоном.

— С ней все будет в порядке? — спросил я, укладывая девушку на чистую перину, перестеленную, словно гостей здесь поджидали.

— Будет. Не сразу, но будет, — старуха протянула мне чашу с ароматной жидкостью. — Пои, коль ты ее призвал.

Толком не понимая, что делаю, я приподнял голову девушки и приложил к ее губам чашу с дымящимся напитком.

Когда только сварить его успела? Как есть ведьма.

Нуар пригубила, и щеки мгновенно порозовели. Прошептала:

— Горячо.

— Пей, — буркнула недовольно старуха, выглядывая из-за моего плеча.

Нуар послушалась и начала пить. Ополовинила чашку и отстранилась все еще с закрытыми глазами.

— Полежит дней пять. Ты, — бабка ткнула в меня пальцем, — должен поить и ухаживать. Я пойду за травами, вернусь дня через три. Разрыв-трава как раз поднялась, собрать бы.

Я смотрел вслед хромающей старухе, пока она споро бродила по дому, складывая в корзину какие-то кожаные ремешки.

Когда она уже вышла за порог, крикнул:

— А дальше-то что?

— Дальше заберешь ее отсюда, увезешь далеко — в деревне все знают Нуар дю Мен, нельзя вам тут оставаться. Ты ее воскресил — теперь за нее и отвечаешь, рыцарь. Бросишь — погибнет. Душа теперь с тобой связана, хочешь этого или нет.

Я посмотрела на девушку и, не веря случившемуся, покачал головой. Невероятно. Диво, и только.

— Думать надо было, когда призрака звал по имени, думать надо было, — тихо сказала бабка, уходя в темноту.

* * *

Приходила в себя Нуар быстро. На второй день кожа ее порозовела, а волосы в рыжих отблесках огня отдали синевой. Она спала и держала меня за руку, начиная что-то бормотать, когда я отлучался, чтобы подбросить дров в печку.

Когда она открыла глаза в первый раз, мне показалось, что я утонул в их синеве. Она ничего не говорила ни мне, ни старухе, что вернулась из леса через три дня, как и обещала. Молча пила ароматные отвары и бульон, что бабка варила из птиц, попавшихся в силки неподалеку от дома. Оживала.

Я не ощущал усталости до тех пор, пока сон не сморил меня прямо на подножья ее постели. Нуар как раз тогда впервые… не заговорила, нет — запела. Какую-то красивую грустную мелодию, а голос ее сам был музыкой.

На пятый день старуха попросила нас уехать.

Я оставил ей мешочек с серебряниками и два ножа из балерийской стали, которые носил в ножнах на лодыжках.

Платье Нуар бабка выстирала и подарила ей черный плащ с широким капюшоном — чтобы не узнали, когда будем проезжать деревню.

Строго-настрого наказав не заговаривать с людьми и не оборачиваться, колдунья отправила нас в путь, пожелав ровной дороги.

Сидя на коне и ведя его сквозь чащу, я прижимал к себе девушку одной рукой и думал о том, каким же шальным ветром занесло меня в этот замок. Колдовским.

Сейчас остроконечные шпили едва виднелись за густым туманом и ветвистыми кронами деревьев, что буквально расступались перед копытами Аериса и срастались плотнее, едва оставались позади.

Нуар дремала, а я думал, что зря не проткнул мечом Жюблена напоследок — зло должно быть наказано. Но мысли остались только мыслями: возвращаться ради мести было рискованно. Мне оставалось радоваться отвоеванной у смерти драгоценной ноше, что сейчас посапывала в седле, прижавшись теплой спиной к моему животу.

* * *

Готье привез Нуар в семейное поместье, что стояло обособленно и одиноко, но это одиночество им не претило, отнюдь. Зажили себе в удовольствие.

Шли годы, а Нуар продолжала засыпать, держась за сильную руку рыцаря. Ее рыцаря. Ни на миг не забывала она, что спас ее. С того света вернул.

Готье, в свою очередь, дремал под песни возлюбленной, что лились из просторных окон тихой мелодией. Меч благополучно отправился в дальний угол, пылился там, ржавел понемногу.

А через некоторое время у них родилась девчушка с черными волосами да темно-синими бездонными глазами. Назвали ее Маргарет, и росла она молчаливой и задумчивой, как мать. А еще умной была не по годам, радовала родителей.

Умерли Готье и Нуар в один день, прожив долгую, спокойную, наполненную смехом и счастьем жизнь. Маргарет поговаривала, что --">