Елена Синякова - Медвежья кровь (СИ)

могла винить людей в том, что наша семья стала поводом для разговоров и сплетен еще пару лет назад.

Я любила тайгу.

Я здесь родилась.

Меня назвали в честь лесной фиалки — Иля.

Здесь мои родители нашли друг друга и шли по жизни, крепко держась за руки, зарабатывая посильным трудом деньги, но не пытаясь перебраться в большой город, даже когда ситуация в лесоперерабатывающей промышленности резко ухудшилась.

Мой отец сначала был начальником местного отдела лесной полиции, а когда его расформировали за ненадобностью, он пошел работать бригадиром лесозаготовительной бригады, уезжая в самую глубь леса на несколько недель вместе с десятком мужчин.

Мама была скромным поваром на переправе, где все водители больших лесовозных машин останавливались, чтобы согреться в зимние морозы и перекусить на половине долгой и опасной дороги.

Они всегда были рядом, всегда поддерживали и защищали друг друга, а наша семья была дружной и сплоченной на зависть и пересуды многим в маленьком таежном поселке.

Но когда родился мой младший брат — мой маленький лунный мальчик,— деньги стали нужны как никогда, и родители оставляли дом на меня, чтобы работать сутки напролет и иметь возможность вывозить нашего кроху на дорогостоящее лечение в город.

Беда пришла откуда не ждали…

Ни для кого не секрет, что работать в лес идут или от безнадежности, или пытаясь скрыться.

А еще люди, которые не могут устроиться на другую работу в силу некоторых причин.

Например, таких, как бывшая судимость.

Отец не брал в свою бригаду тех, в ком не был уверен, но многие другие брали.

Именно один из таких людей посчитал, что имеет право приставать к маме, несмотря на то, что знал о ее семье и муже, который работает рядом.

Конечно же, папа не оставил этого.

Завязалась потасовка, которая переросла в драку… и закончилась случайной смертью обидчика: он ударился головой о выступ коряги, что невозможно было увидеть из-за снега.

Мы с мамой до последнего молились и надеялись на то, что эту ситуацию признают необходимой обороной и папу выпустят на свободу.

Но все было тщетно.

Так наша размеренная жизнь закончилась в один страшный день, оставляя наедине с одиночеством, страхом, болью и своей беспомощностью перед обстоятельствами, а еще показывая истинное лицо окружающих нас людей.

На протяжении последних трех лет, пока папы не было рядом с нами, кто только ни приходил на порог нашего дома из местных наглецов и приезжих работников из леса, которые считали, что мы с мамой просто обязаны обогреть и обласкать каждого желающего, совершенно не задумываясь над тем, как они унижали нас и пугали.

Никогда еще в своей жизни я не плакала столько, как в эти годы, от омерзения и оскорблений, когда совершенно незнакомые мужчины ломились в наш дом, зная, что я остаюсь совсем одна, и нет никого, кто способен поставить их на место.

Большинство из них были пьяны.

Они били стекла, отшатываясь от моих огромных псов, которые стали единственной моей опорой и защитой; кричали о том, что я дура и могу заработать собой много денег, а еще их защиту.

…Но все, чего я хотела,— это покой.

Простой, тихий человеческий покой, чтобы могла ложиться спать в большом двухэтажном доме, не вздрагивая от каждого звука и не держа рядом с собой папино ружье.

В такие моменты я думала, что, наверное, это даже хорошо, что мой брат ничего не понимал и не мог испугаться так, как боялась я.

Я вздрогнула, хватаясь отчаянно за ружье, когда дверь вдруг дрогнула и — как мне на секунду показалось — слегка прогнулась, словно была не из дерева, а всего лишь фанерным листом.

Но не успела ничего подумать, как поняла, что пячусь назад, потому что засов толщиной тридцать сантиметров начинает трещать и хрустеть, словно сломанный позвоночник, в буквальном смысле расходясь на три части, и с грохотом падая на пол, оставляя меня теперь онемевшей от ужаса.

Кажется, даже мои верные псы не ожидали ничего подобного, на несколько мучительно долгих секунд притихнув и разразившись оглушительным лаем, когда дверь, чуть скрипнув, словно всхлипнув, раскрылась, показывая на пороге того, чье присутствие пугало меня, как еще никто и никогда в моей жизни.

Нет, это не было иллюзией луны, которая теперь светила за широченными плечами, что в буквальном смысле занимали совершенно все дверное пространство: этот --">