Екатерина Лесина - Очень древнее Зло

Он…

— Я помню, — дэр Гроббе потер подбородок. — Ты уж извини, что я так… твой отец не отличался разговорчивостью. И в замке никого не привечал. Сперва-то да, иначе все было. А потом переменилось. Не сразу, нет… в море же ж как? Ушел. И добре, ежели за месяц-другой обернулся. Случалось, что и дольше. Вот ты там живешь, а прочие все — туточки. Да и в целом, дело мое маленькое было. Привезть. Увезть. Встретить. Приветить. Проследить, чтоб не наглели, обворовываючи. Ну а тут… я и в Замке-то бывал, но дальше двора не пускали. Потом-то и того не стало. Уже после, стало быть, как матушку твою похоронили, так он совсем затворником сделался. Оно и понятно, любил её крепко.

Не знает.

И… и, наверное, хорошо, что не знает.

— Ну а потом… твой отец призывал, я являлся. Не скажу, что стремился сюда. Тут было как-то вот… нехорошо, что ли?

А Ричард все равно не помнит. И эта вот украденная память теперь представляется ему запертой дверью, которую надо открыть.

Или нет?

Как знать, что за дверью этой прячется? И не станет ли только хуже?

— А с тобою мы в городе встречались. Ну, потом уж. Когда он дозволение дал. И тебя привозил. Мы в море выходили. Помнишь?

— Нет.

— Ну… — дэр Гроббе смутился. — Ты… тебя Ксандр принес. Ты и на ногах-то едва-едва стоял. Стоял и пялился на море. Никого будто не видел. Мы и пошли. Потихоньку. А там волны. Ветер. Дети-то море любят. И оно их тоже. Да… еще дельфины. Точно не помнишь?

Пустота.

Туман.

И мучительно. Ведь должно же быть хоть что-то. Дэр Гроббе лишь крякнул.

— Тебе там плохо стало, как от берега отошли. Позеленел и рухнул. Отец твой… в общем, назад вернулись и уже все. А потом, как второй раз, так ты уже большим был. Клятву я приносил. Это-то помнишь?

— Помню, — согласился Ричард.

Клятва — не более чем условность. И все же обставили все торжественно.

Город.

Флажки. Цветы. Нарядные люди. Отец… что-то говорит, а что — память опять не сохранила. Она у Ричарда, оказывается, совсем дырявой стало. Музыка… танцы потом. И тоска, которая душу разъедает. Ему хочется остаться здесь, в городе, среди нарядных веселых людей, пусть даже Ричард не понимал причин их веселья, но ведь тянуло.

К людям. К живым людям.

И он даже решился попросить разрешения. А отец глянул так, равнодушно, и сказал:

— Нет.

И потом уже тише добавил.

— Тебе нельзя к ним.

Тогда было просто обидно, хотя и обида давным-давно стала привычной. Ричард подчинился. А теперь… теперь крепло недоумение. Почему отец запретил?

И всю ли правду он рассказал?

— Он… тебе говорил обо мне? Что-нибудь? Может, что-то, что показалось странным?

— Более странным, чем запрет появляться в Замке? — хмыкнул дэр Гроббе. — Там ведь многие хотели бы служить. Но…

Но была душница.

Тварь, с которой отец не справился. А Ричард сумел. И победа эта жгла душу гордостью. Вовсе он не так и слаб. Вовсе не никчемен. Только…

— Не важно. Я-то… пойду, что ли, корабль готовить? — дэр Гроббе поднялся.

— Так ты согласен?

— А то… какой старый пират откажется от сокровищ? Там же сокровища будут?

И Ричард кривовато усмехнулся.

— Целый город, — пообещал он.

— Вот! — дэр Гроббе поднял палец, и кривоватый клюв попугая ухватил за него.

— Пиаст-р-ры! — заорала птица. — Якорь тебе в…

— Островитяне выдвигаются все. Их немного. И без них с кораблем не справиться, — Ксандр докладывал тихо, вполголоса. И старательно играл в равнодушие. — Возьмут дюжину вироссцев и еще ладхемцы с ними же.

— Не передерутся?

— Не должны.

— Скажи, чтобы брали добровольцев.

— Думаешь, там кто-то в здравом уме откажется? Им еще домой возвращаться… да и нам бы, хотелось.

— Тебе это не нравится?

— А сам как думаешь? — Ксандр все-таки присел на край стола. — Тебе нельзя туда.

— Потому что тварь была права?

Вопрос прозвучал. И… и Ричард готов был услышать ответ.

— Тварь…

— Не надо, Ксандр. Ты ведь был там. Слышал. Как и остальные. Но если кто и не понял, то они. Люди. Они ведь знают далеко не все. В отличие от тебя. А ты… ты был со мной с самого начала. И не только со мной. Она сказала правду? Это я всех убил?

— Нет.

Поверить захотелось. Отчаянно. И вздохнуть с облегчением. И сказать себе же, что твари лгут, особенно такие, древние и изворотливые.

— Ты… уверен?

Пусть скажет, что да.