Кристина Гамбрелли - Отираю лицо свое от следов реальности

еще ниже, не зная, как скрыть румянец невыносимой неловкости.

Если бы мать не стиснула в очередной раз ее пальцы, Катрина наткнулась бы прямо на джентльмена, которому миссис Бартон готовилась ее представить.

— Выпрями спину, дорогая, — шепнула мать, и дочь послушно подняла голову, чтобы взглянуть на собеседника…

О, незабываемый миг!

У Катрины захватило дух.

Это был он.

Ее рыцарь из прошлого. Ее вечная любовь.

— О, мистер Бэррон! Это моя дочь, Катрина…

Им обоим следовало сказать «очень приятно» или «добрый вечер», но ни он, ни она не могли и слова произнести. Мистер Бэррон смотрел на Катрину так, словно тоже увидел в ней леди из прошлого. А она сама потеряла дар речи.

— Может быть, представите нас мистеру Хэнзарду? — Матушка не была уверена, что не нарушила этикет, однако ее просто распирало желание познакомить дочь и молодого кудрявого хозяина поместья с… каким-то там значимым доходом.

— Да, конечно, — едва слыша, что ему говорят, ответил мистер Бэррон. Он не мог оторвать глаз от Катрины, а она — от него.

— Ну же. В конце концов, Ваш-то сын еще слишком молод, чтобы быть подходящим женихом нашей Катрине!

Мистер Бэррон вздохнул и дернулся, словно незаметно — однако ж, пребольно — ударился чем-то.

— Да. Сын…

— Он остался дома, с миссис Бэррон?

— Да…

И мистер Бэррон представил Катрину Хэнзарду. Она не хотела разговаривать с новым знакомым — хотя он был молод, привлекателен, а кудряшки у него действительно оказались на удивление очаровательны, да и доход, как оказалось, тоже присутствовал ровно в том размере, на который рассчитывала миссис Бартон. Но Катрина, как ни боролась с собой, не могла не искать взглядом по зале мистера Бэррона. Однако, она больше его не увидела.

Никогда в жизни.

В этой жизни.

1942

Он увидел ее сразу же, как только открыл глаза.

Лежал, соображая, где он и что происходит. Воспоминания приходили медленно, накатывая, как волны. Лицо девушки рядом обретало четкость — так же неспешно, словно выплывало из тумана. Она не была прекрасна, во всяком случае, не в тот день. Грязные всклокоченные волосы, кое-как завязанные на затылке обрывком бечевки, круги под глазами. И все равно Джед захотел пошутить, не видит ли перед собой ангела…

Но сдержался.

Ангелом она, конечно, не была — даже в переносном смысле. Едкая, грубая, но деловитая. Медсестра, вот уже месяц исполнявшая обязанности врача. Имя у нее было и говорящее, и, в то же время, полностью противоречащее ее характеру — Джой.

— Вот уж не думал, что найду радость в лазарете. Да еще с развороченной-то рукой.

Он сказал это много после, когда уже полностью пришел в себя. И смог сесть. И узнал, как ее зовут. Другая медсестра принесла ему похлебку.

Джой слабо улыбнулась и отправилась к другому пациенту. Работа горела.

Джед так и не узнал, Джой — это была ее фамилия или все-таки имя.

У Джеда, как оказалось, повреждена была не только рука, но и нога — одна медсестричка сказала, что его выковыривали из танка, как из консервной банки. Часто приходила его проведать и Джой, осмотреть раны, и вскоре даже принесла костыль, чтобы солдат мог передвигаться по лазарету и прилегающей территории. Они были далеко от фронта — не настолько, чтобы не слышать взрывов, но достаточно, чтобы иногда, в тихиие минуты передышки между боями воображать, что наступил мир. Откуда взялся костыль, Джед не спрашивал. Вдруг… и это было вполне вероятно — прежний хозяин почтил в бозе? Не самая редкая причина на войне. Слышать о смертях лишний раз не хотелось.

Джой приходила все чаще, хотя Джеду становилось только лучше, день ото дня. Он не понимал, чем привлек столь пристальное внимание медсестры… Однако она смотрела на него так, словно знала его всю жизнь. Он не чувствовал того же, однако не мог отрицать некоторую тягу к ней. Определенную. Ощутимую. И не только физическую, хотя нельзя было не признать, что Джой довольно привлекательна… Или нет? Джед не мог решить, потому что тут, на войне, она была к нему добра, она вела себя храбро и умело, она приносила пользу. Ее душа была прекрасна. А лицо… Что до лица? Может быть, пару лет назад он бы и сказал, что губы у нее тонковаты, а при улыбке на щеках не возникают ямочки — что в его понимании прежде было неоспоримым признаком женского уродства. Но Джед-из-мирной-жизни истаял с первым днем войны. На второй год он вовсе казался нынешнему Джеду таким --">