Светлана Олеговна Ермакова - Королева и изгнанник (СИ)

– Коп! Коп! – закричала ребятня, как только он улёгся и собирался, закрыв глаза, подумать о своей новой жизни.

Возле его хижины тут же образовалась маленькая толпа жителей деревни, одни из которых радостно смеялись "коп, коп", а другие были явно огорчены "коп, коп". Зигфрид сразу почувствовал себя тут главным. Самым главным дураком в сумасшедшем доме.

Потом те, кто был огорчён, ушли в свои хижины и притащили оттуда Зигфриду кто – еду с посудой, кто – одежду, а кто и мебель. Еда представляла собой кусочки каких-то корешков, посуда – широкий лист лопуха, на который эти корешки были положены, одежда – длинную травяную юбку, а мебель – связанный кубиком пук травы, который можно было использовать как подушку, как кресло или как стол – всё, что твоей душе угодно.

Радостная же половина жителей как стояла возле его шалаша, так и оставалась на месте, бдительно следя, чтобы ни один из огорчённых не отлынивал. "Словно они спорили на что-то", размышлял Зигфрид, жуя корешки, напоминающие по вкусу сырой картофель, "На что-то в связи со мной. А что я сделал? Я лёг. Они спорили на то, лягу я или нет? Тогда слово "коп" можно перевести как "лежать". Но скорее всего, они спорили на то, как именно я лягу – головой или ногами ко входному отверстию. А поскольку я лёг головой, то "коп" – это, похоже, голова. А ещё это часть слова, которым они все называют меня, но этот факт может быть и ни при чём".

Его сомнения разрешились этим же вечером. Зигфрид лежал в своей конуре – дремал после совершенно несытного обеда, когда по деревне раздался новый крик:

– Сварткоп!

Зигфрид выглянул и увиденное заставило его подобраться и выскочить из хижины – к деревне приближался снюсь.В сумерках глаза его сверкали особенно ярко, а чёрный туман почти сливался с окружающим фоном, и казалось, что его глаза плывут сами по себе. Это было жуткое зрелище, безо всяких ночных кошмаров. Снюсь приблизился вплотную к "перилам", ограждающим деревню, и стал тянуть свои щупальца в сторону людей. Но дальше пройти не мог. Он не умел прыгать вверх, и даже при сложенном до конца позвоночнике он оставался выше ограждения. А давить на преграждающие ему путь прочные прутья было просто нечем – свой позвоночник и голову снюсь явно берёг. Мужчины похватали шесты с поперечинами, похожие на швабры с очень длинными черенками. Они встали напротив снюся и стали легонько отталкивать его от ограды, касаясь твёрдых позвоночника и головы, явно боясь причинить ему смертельный вред. Было очевидно, что аборигены прекрасно знают, что те, кто будет рядом со снюсем в момент его смерти, пропитаются её эманациями и тогда их ждут ужасные ночные кошмары.

Снюсь несколько раз отступал и делал всё новые попытки приблизиться к людям. Наконец кто-то швырнул ему за ограду красный комок – распотрошённого багрового слизня. Снюсь тут же наплыл на него своим туманным основанием и словно бы присосался к слизню, интенсивно качая своим позвоночником вверх-вниз. Потом он снова попытался атаковать людей, но ему это не удалось, и он, нехотя развернувшись, уплыл в темноту, оставив на земле мокрое пятно – всё, что осталось от слизня. Сейчас Зигфрид обратил внимание на то, что все хижины в деревне расположены не ближе, чем на три-четыре метра от ограждения, и понял причину этого.

Жители деревни спокойно разошлись по своим делам. Унимая участившееся сердцебиение, Зигфрид огляделся. Несколько человек неподалёку собрались ужинать, и на ужин у них было... мясо? Желудок изгнанника радостно взвыл. Он подошёл к этим людям и протянул руку к бурым кусочкам, сам при этом глядя вопросительно в лица аборигенов. А те удивлённо загомонили:

– Виткоп, виткоп...

Но мяса всё-таки дали. Оно было сырым и рыхлым, немногим плотнее, чем слизень. "Да это же и есть слизень", осенило Зигфрида, "какой-то его орган, скорее всего, та самая печень, которую так ценят алхимики в моём мире. Эх, сейчас бы хлеба". Зигфриду вспомнилось, что перед изгнанием в портал Лерой Обен предлагал ему еду. Что там была за еда, он тогда не обратил внимания, но хлеб там был. Точно, был.