Софья Константиновна Стасевич - Не произошло

пальцев. Густые волосы вьются, подчеркивая правильный череп. Он знает меня, любит мои черты! Невыносимо, зная и чувствуя, его не видеть.

Время шло. Иногда мне приходили письма. Я забывала о нем, но всегда с одинаково сильным трепетом разворачивала потрепанную бумагу. Часто мечтала о нашей встречи, забывая обо всем, безрассудно кидаясь к зеркалу высматривать форму своих бровей и измерять ширину лба. Я должна знать кого искать в толпе. И я видела его. Не раз. Иногда далекий незнакомец, но напостое в моем отражении. Я записала, как он выглядит два года назад, когда встретила его впервые, гуляя по Парижу.

«Высокий, худой, невероятно красивый. Он был похож на монумент Давида, сделанный из каррарского мрамора — светлая, ослепительно белая кожа, острые скулы, череп, словно точенный; длинный нос с искусной горбинкой и пухлые губы — точно вылепленные рукой самого Микеланджело.»

Спустя семь лет я читаю эти записи, честно, я не помню его внешности. Знаю, он казался мне красивым, но самой красоты не помню. Тогда мысль о нем заполняла мою душу, теплилась в моем сердце. Однажды он посмотрел на меня, когда я прогуливалась по центральной московской площади. Он узнал меня спустя столько лет. Он подошел. Я иступлено глядела в его горящие глаза. Взяла его руку в свои две, странно сжала, чуть ли не до хруста.

⁃ Потеряла кого? — со странным акцентом сказал парень.

⁃Не местный.. — не успела я и мысли в голове закончить, меня перебил голос незнакомца.

⁃ Нет, я отсюда. А все же, это не так важно — я искал вас.

И в этот момент мое сердце вспыхнуло любовью к этому человеку, она разлилась по нашим телам. Он всегда спасал меня от одиночества. Каждый раз.

Руки незнакомца хватало, чтобы чувствовать себя под защитой; его взгляда, чтобы успокоиться. Моя отрада. Единственная моя любовь, человек-статуя, монумент! Ты жил уже в древнейшие времена.

Я мало что помню, все было как во сне. Мы проводили вместе ночи, расходились, иногда вновь друг друга не узнавали, но всегда любили! я писала его портреты, он фотографировал меня в одном белье. И все же здесь было мало пошлости, ведь мы горели страстью. Все до одного момента. Он и…другая женщина.

Ночной бульвар Праги. И какой же разврат! Спущенный чулок, отрывистые поцелуи. Тот, в ком я нашла любовь, тот, кто подарил мне себя, отдается другой женщине. Они смеются и трогают друг друга не только за плечи. Стоило мне почувствовать себя особенной в его руках, как я обнаружила, что его руки не мне одной принадлежат. Он не мое отражение больше. Или никогда не был?..

С того момента он не посещал меня больше. Он исчез. И я училась любить себя без его взгляда. Не искать в своем отражении его губ, его глаз, его носа. Шли месяца.

Очередная поездка. Маленький соседний городок. Курю на веранде небольшого ресторана, читаю газету. И тут вижу за ней неловкие мужские ноги. Поднимаю глаза от скучных римских новостей. Он…Я больше не вижу его красоты. Его пухлые губы ссохлись в ниточку, густые волосы поредели и превратились в рыжеватую соломку, жилистое от накаченных мышц тело стало похоже на корягу, но это был он — некогда моя страсть, предел моих мечтаний, мое отражение.

— Я тебя ненавижу, — сказала я негромко.

Он мало что понял, но его глаза задрожали от ужаса и непонимания. Он постарался притянуть меня к себе и поцеловать. Он не понимал, что противен мне. Не понимал, что он ужасен. Его руки искали моей живой руки, глаза смотрели на мои влажные губы, а мне было только противно. Я вспоминала, как он был мне близок, как был похож на меня, и сейчас я видела его пустоту. Он молчал. Мы больше не были похожи. Жалкое подобие человека, что представляло только оболочку, а сейчас и твой блеск покинул твое бренное тело. Он сотрясался, пытаясь держать меня. Я всучила ему одно из писем, которые я писала, когда он меня бросил.

«Чтобы ненавидеть тебя нужно много сил, но я не устану. Пусть ненависть разрушит меня, разрушит все вокруг и больше — пусть она разрушает города и страны, я готова терпеть, если только плод моих усилий хоть на немного содрогнется от моей ненависти. Я знаю, месть — это плохо, но я хочу, чтобы ты чувствовал эту боль. Чувствовал себя ничтожным, несчастливым и никому не нужным. Хочу видеть твои слезы, как ты задыхаешься от своей душевной муки, как твоя ничтожная трусость не позволяет твоим страданиям закончится и выстрелить себе в полую башку. Твоя внешняя монументальная красота ювелирно скрывает --">