Мэри Смит - Непростой случай

грязное! О Боже, что скажут остальные постояльцы, оказавшись в компании этого странного типа? Может, на ее счастье, он не будет обедать? Едва ли. Такие крупные мужчины, как правило, много едят. Оставалось надеяться, что когда он примет ванну и побреется, то станет немного привлекательнее. А если нет? Вдруг другие постояльцы потребуют деньги обратно?

Впрочем, они вряд ли его заметят. Слишком уж заняты своей любовью и своими партнерами, чтобы обращать внимание на кого-то другого.

Он действительно вернулся через минуту, снова миновал ковер и подошел к столу, держа в руке пластиковый пакет для сандвичей, наполненный тем, что нормальный человек обычно носит в бумажнике. Порывшись, мужчина извлек из пакета искомую сумму.

Долорес взяла деньги. Внезапно ей в голову пришла пугающая мысль: деньги, наверное, краденые! Иначе бы он не носил их в пластиковой сумке. Этот малый кого-то ограбил, обчистил бумажник и выбросил его, оставив лишь то, чем можно воспользоваться.

На лбу Долорес выступил холодный пот. Женщина механически продолжала регистрировать постояльца, пытаясь не впадать в панику.

— Будете обедать с нами? — спросила она, думая о кролике, который ожидался сегодня на обед. Хватит на всех. Хотя гость явился после пяти часов вечера, сегодня она как-нибудь управится. Лишние семьдесят баксов того стоят.

— Да, буду, — ответил он и затейливо расписался на анкете.

Долорес задумалась, доводилось ли ему когда-нибудь платить по семьдесят долларов за обед, но тут же вспомнила, что с крадеными долларами можно позволить себе что угодно.

— Обед из пяти блюд будет накрыт к восьми часам, — сообщила она. — Столовая находится слева от вас.

— Из пяти блюд? — удивленно спросил Эдвин Оливер.

Она кивнула.

— Это одна из особенностей нашей гостиницы. Кстати, у вас нет аллергии на какие-нибудь продукты?

— Насколько я знаю, нет. — Он провел грязными руками по волосам. — А пиво у вас есть?

— Разумеется, есть. Хотите, чтобы вам подали его в номер?

— Да, пожалуйста.

Долорес дала ему меню, в котором значились марки пива, импортированного из стран, где знают в нем толк. Он выбрал местное. То самое, которое предпочитают строители. Почему она удивилась? Конечно, не потому, что считала профессию строителя недостойной. Уж в чем-чем, а упрекнуть ее в снобизме было нельзя. Ее собственный весьма уважаемый и нежно любимый дедушка был строителем и потерял два пальца на руке во время возведения церкви, обители Господа. Почему-то это казалось ужасно несправедливым.

— А вы не сделаете мне сандвич, чтобы я мог заморить червячка до вечерней трапезы?

— Да, конечно, — кивнула она и проглотила слюну. — Ваш номер выходит окнами в сад. Туда нужно подняться по наружной лестнице. Он прямо под крышей. На двери написано название: «Тихая обитель»…

— Что?!

— «Тихая обитель». Это наша самая маленькая и самая уютная комната.

— Понял. — Он усмехнулся. — Ну что ж, тогда я пошел в вашу «Тихую обитель».

Оливер двинулся к двери. Она посмотрела ему вслед, вновь увидела сильную, мускулистую фигуру и бедра, туго обтянутые вылинявшими джинсами. На мгновение Долорес представила его обнаженным, и у нее захватило дух.

С ней явно творилось что-то неладное. Она никогда не позволяла себе думать о голых мужчинах. Это было омерзительно. Ей следовало стыдиться самой себя. Долорес закрыла лицо руками.

Несомненно, ее сестра Агата сочла бы это признаком возвращающегося душевного здоровья. Она переживала из-за нее и напрямик говорила, что Долорес следует найти себе мужчину и снова выйти замуж или, на худой конец, вступить с ним в волнующую любовную связь.

Если и то и другое казалось ей одинаково отталкивающим, то виноват в этом был Энди. Она пробыла за ним замужем двадцать с лишним лет, и вел он себя так, что все ее розовые мечты о браке, любви и сексе разлетелись в пух и прах. А затем, когда жена ему окончательно опостылела, Энди спутался со своей секретаршей, сексуальной молодой особой с пышным бюстом. Она была на двенадцать лет младше Долорес.

Конечно, она плакала. Днями и ночами, бесконечными ночами. Но все же выстояла, развелась, очутилась здесь и уже почти шесть лет содержала гостиницу для влюбленных парочек. Что ж, о'кей. Все равно она уже старуха. Сорок два. Кому нужна сорокадвухлетняя старуха с седыми волосами, пусть даже сохранившая собственные зубы?

— Ma! — возмущенно воскликнула ее дочь Кора, --">