Анастасия Доронина - Там, где встречаются сердца

в анфиладе коридоров, а Алина все еще не могла заставить себя сдвинуться с места.

Надо было начинать что-то делать — до бала в Манеже, куда они были приглашены, оставалось каких-нибудь пять или шесть часов, и пора было звонить парикмахерше, маникюрше, обдумывать детали туалета и переделать еще кучу дел, которые давно уже не доставляли никакой радости.

Еще не обернувшись, она услышала за спиной сопение и тяжелую мужскую поступь. За сорок с лишним лет супружества, тридцать из которых были проведены в беззаботном безделье, свекровь так и не научилась бесшумно ступать, дышать, разговаривать и вообще придавать своим жестам и интонациям хотя бы минимум грациозности. Высокая женщина с прической башней и в чересчур ярком для ее широкой фигуры костюме (про таких дам говорят — «крупная») пересекла комнату и остановилась перед Алиной, неодобрительно поджав густо напомаженные губы.

— Ну? — спросила она наконец.

— Это Слава звонил, Тамара Андреевна.

— Понимаю, что не премьер-министр Великобритании. Зачем бы это понадобилось министру звонить такой ничем не примечательной личности, как ты. — Шутки у свекрови были такими же неуклюжими, как и она сама, но окружающие давно к этому привыкли. — Что он сказал-то?

— Сказал, что заедет за мной в половине шестого.

— И опять до утра?

— Наверное. Вы же знаете, это не от меня зависит.

— Милочка, если бы ты была хорошей женой, от тебя бы зависело в этом доме все! Четыре вечеринки за последнюю неделю — это много даже для того положения, которое Славик занимает в свете, тебе не кажется?

— Кажется.

— Почему же ты позволяешь? Ты же знаешь, у него больная печень! Ему нельзя столько пить и есть, а на этих ваших банкетах постоянно наливают да подносят! Завтра Славик опять будет лежать наверху весь белый и попросит вызвать ему врача. А у меня сердце разорвется от этой сцены… Я прожила со Славиным отцом сорок три года, и за это время мой муж никогда, я подчеркиваю, никогда не жаловался на какую-нибудь болячку! Это был настоящий дуб, большой и могучий, который шелестел благодаря исключительно моим заботам! Кашка на завтрак, парное мясо на обед и не больше ста граммов хорошего коньяка за ужином — вот, если тебе угодно знать, секрет семейного благополучия!

— Боже мой, чего вы от меня хотите?! Чтобы я надела халат и пошла на кухню варить вашему Славику манную кашку?! Глупость какая! Полный дом прислуги. Да и не будет он есть кашку, вы сами знаете. Он уже полгода как вообще дома не обедает.

— Да! И это показатель!

— Показатель чего?

— Того, что ты не можешь создать в нашем доме достойный семейный уют! Если Славика постоянно нет дома, если он работает с утра до вечера, то ты должна чувствовать себя обязанной сделать все для того, чтобы муж каждый вечер хотел вернуться домой, а не зависать черт знает где до рассвета!

Свекровь грузно опустилась на второй диван напротив Алины и шумно задышала, широко раздувая ноздри. Сейчас она была похожа сразу на несколько разгневанных слоних.

А Алина почувствовала, что с нее хватит.

— Знаете что, — сказала она, вставая, — всему этому есть более простое объяснение: мой муж и ваш сын с утра пораньше уезжает из дому только для того, чтобы иметь возможность свободно напиваться в компании таких же бездельников, как и он сам. И не слушать нотаций ни от вас, ни от меня.

— Он работает! — взвизгнула свекровь, хватая со стола толстый журнал в глянцевой обложке.

Алина подумала, что женщина хочет швырнуть в нее этим журналом и инстинктивно отшатнулась, но Тамара Андреевна стала энергично обмахивать им свое разгоряченное лицо.

— Мальчик уходит на работу с утра, приходит почти ночью, он пашет, как вол, вкалывает на благо вашей семьи…

— Вы сами знаете, что это неправда. В лучшем случае он может предполагать, в каком конце Москвы стоит здание, где расположен его рабочий кабинет. И я лично не исключаю, что в последнее время он даже и этого не помнит. Потому что память свою он пропил, точно так же, как…

— Как что?!

— Ничего. Я пойду. — Не говорить же взбешенной свекрови, что она хотела сказать «точно так же, как он пропил нашу любовь». Произнесенные вслух, да еще в присутствии чужого человека, эти слова будут звучать высокопарно и фальшиво.

— А ты осмелела, девочка, — прошипела сквозь зубы Тамара Андреевна. — Кто бы мог подумать, что робкий заморыш превратится в такую махровую нахалку! Да-а, --">