Олимпия Кершнер - Все сбудется

произвести впечатление на незнакомца, который, очевидно, и являлся виновником ее заключения. Иначе к чему эта встреча?

— Я хочу позвонить в посольство Франции, — сказала Николь по меньшей мере в пятидесятый раз за последние три дня и повторила ту же фразу по-английски.

Мужчина бросил несколько слов на местном наречии, и стражник, доставивший ее сюда, вышел, закрыв за собой дверь.

— Садитесь, — на безупречном французском языке пригласил властный хозяин кабинета.

Николь растерянно оглянулась по сторонам и заметила стул у стены. Направляясь к нему, она прошла мимо большого письменного стола с телефоном и несколькими папками. Одна была раскрыта. Может, это мое дело? — подумала Николь.

— Я — гражданка Франции. Я хочу позвонить в посольство. Произошла ошибка, и она легко может быть исправлена.

— Садитесь! — На этот раз тон был властным, приглашение сменилось недвусмысленным приказом.

Николь быстрым и изящным движением опустилась на краешек стула. Манеры незнакомца оставляли желать лучшего, как бы он ни был хорош собой.

Мужчина подошел к письменному столу, притронулся пальцем к бумагам в открытой папке, быстро пробежал что-то глазами.

— Вы были арестованы при попытке сфотографировать частные владения, несмотря на вывешенные приказы не нарушать границ частной собственности. Вы пытались произвести фотосъемку некоторых членов правительства и их семей без официального разрешения. У вас не было при себе паспорта или любого другого документа, удостоверяющего вашу личность. — Темные, почти черные глаза изучающе уставились на нее. — Как вы попали в эту страну и с какой целью?

Николь тяжело сглотнула. Она обязана не впутывать дядю в эту историю. Трудно даже представить возможные последствия скандала для его тщательно подготавливаемой сделки, если представителям прессы удастся пронюхать о том, что с ней произошло. И все же она не может оставаться здесь вечно. Не может!

— Мой паспорт и командировочное удостоверение в моем номере, — ответила Николь. К счастью, отправляясь на задание, она позаботилась о соблюдении инкогнито. Или к несчастью?

— И где же именно находится ваш номер?

Посмеет ли она признаться? Захочет ли он отпустить ее, поверив, что она не намеревалась причинить никому вреда? Позволит ли вернуться в столицу, в безопасность гостиничного номера? Незнакомец впился глазами в ее лицо, будто одним только взглядом мог определить, говорит она правду или нет.

— В отеле «Палас д'Арманн» в Абиджане.

— Первоклассный отель, — холодно отозвался он, слегка наклонив голову и окинув чуть насмешливым взглядом ее более чем непрезентабельную одежду.

Николь откашлялась и попыталась ослепительно улыбнуться.

— Я занимаю комнату в одном номере с моей семьей, — пояснила она.

— И кто же это — ваша семья?

Кто он такой, черт побери? — размышляла Николь. Костюм на нем безупречный, европейского покроя, рубашку ослепительной белизны оттеняет шелковый галстук от Армани. Стрижка безукоризненна, и держится он весьма высокомерно. А то, как раболепно поклонился ему высокий стражник, наводит на мысль, что он занимает высокий пост в этой стране. Сможет ли, захочет ли он сохранить в тайне ее личность?

— Если бы вы только позволили мне сделать один звонок…

Мужчина отрицательно покачал головой.

— Нет, мадемуазель, сначала вы должны мне сказать, кто вы такая и почему пытались сфотографировать резиденцию члена правительства.

— Я Николь… Николь Белль. Репортер тулонской газеты на задании. Пыталась сделать снимки, чтобы французская публика могла увидеть, на что похож дворец самого молодого министра в правительстве вашей страны. К сожалению, большинство членов правящей партии отказываются сотрудничать с прессой. Мы просто проявляем любопытство, вот и все. Никакого злого умысла, уверяю вас!

— Почему же вы не обратились в официальные органы и не получили разрешения законным путем?

— Обращалась… Но мне отказали.

— А вы не подумали, что для отказа могут быть веские причины? — Голос его стал суровым, почти угрожающим. Николь попятилась бы, если бы было куда.

— Какие причины? — тихо спросила она.

— Например, желание оградить от посторонних взглядов личную жизнь.

— Во Франции, да и в любой другой стране, как только человек становится общественной фигурой, он сам и его семья лишаются права на уединение. Публика хочет знать о --">