Selestina - Stripper (СИ)

едва ли прерываемая сменой блюд, и Сашка, демонстрирующая свой обычный аппетит, раскрывающая створки мидии, с любопытством поглядывала на сидящих за столом мужчин. Казалось, что папе понравился ее молодой человек, и это крайне успокаивало Воронцову: жестом подозвав к себе одного из слуг, она шепотом попросила принести вина. По легкому напряжению, читавшемуся на лице потенциального супруга, было ясно, что разговор входит в решающую фазу, и хотелось этот момент обозначить особо.

Касаясь пальцами холодной хрустальной ножки, Сашка едва заметно прикусила щеку — как делала всегда в волнении: Гриша, уже взявший бокал с налитым в него Тиньянелло, поднялся на ноги, в упор смотря на будущего тестя. Его слова, какие-то скомканные, местами прерывающиеся, доносились до нее словно через плотную стеклянную стену, разбившуюся холодным «нет», последовавшим сразу же, стоило лишь его фразам завершиться. Воронцов-старший не взял ни секунды для раздумий, оборвав молодого человека на главном предложении, а Сашка невольно пронзила зубами тонкую кожу, ощущая солоноватый привкус во рту. Ей послышалось? Похоже, и Гриша думал так же, поскольку попытался что-то возразить хозяину дома, но в ответ получил лишь несколько холодных слов о своей бесперспективности, несостоятельности и тем самым не соответствии его дочери.

Звонкий голос, переполненный обидой, принадлежал, кажется, не ей — Сашка даже не поняла, что именно выкрикнула в лицо отцу, залпом опрокинув в себя все содержимое бокала и с силой швырнув хрустальное изделие об паркет. Две секунды, ровно две секунды она смотрела в родное и сейчас столь ненавистное лицо, после чего, поджав губы, резко развернулась и вылетела из столовой, со всей дури захлопнув за собой дверь. Край платья попал в эту щель, тормозя ее движение, но взбешенная и обиженная Воронцова даже внимания на него не обратила: дернувшись так, что тонкая ткань треснула, разрываясь, она продолжила свой путь. Двадцать три ступеньки, четыре метра коридора, еще один звучный хлопок дверью и щелчок замка. А после — сдавленные проклятия и шорох вылетающих из шкафа вещей.

Она ненавидела компанию отца, ненавидела свои обязательства, ненавидела свою жизнь, в которой не существовало той свободы, что так хотелось.

Ей было двадцать лет, и она впервые была готова сделать то, на что не решилась бы еще утром.

Когда такие бессмысленные рыдания утихли, а мозг начал опять связывать слова в относительно цельные фразы, пальцы нашарили на полу возле шкафа телефон и почти без ошибок набрали нужный номер.

— Что ты говорила про сегодняшнюю тусовку? — голос уже звучал почти ровно, разве что злость в нем было трудно не уловить.

— Ты же была крайне занята и вообще, — хмыкнула Ритка на другом конце провода, про себя расплываясь в довольной улыбке. Сашка это чувствовала, но ей было абсолютно не до внутреннего торжества рыжей — что угодно, лишь бы отплатить родителю за его тиранию.

— Заткнись и просто скажи место.

Она знала, что подруга поймет. Она всегда все понимала, даже когда Воронцова отборным матом выражала свои мысли, отталкивая всех и каждого. Ритка была тем самым человеком, с которым не требовалась маска, и именно за это Сашка ее любила. За то, что она стала недостающей половиной ее чертовой души, кажется, искореженной окончательно. За то, что принимала любой, чего не делал никто из этого долбаного окружения, помешанного на правильности и репутации.

У болотно-зеленого платья были оторваны рукава и шифоновый верхний слой: осталась лишь атласная основа на узких бретелях, лишенная всяческого украшения. На шею легло массивное золотое колье, рядом с карминно-красным клатчем упали черные босоножки, рука вывела линию стрелки. Особым гостям полагалось опаздывать, даже если их появление было для всех сюрпризом. Когда каблуки цокнули в направлении выхода из комнаты и щелчок выключателя погрузил ее во тьму, на уже лишенном всяческих следов слез лице промелькнула то ли презрительная, то ли предвкушающая улыбка.

Вечеринка и впрямь уже была в самом разгаре — это легко читалось на не блещущих адекватностью лицах собравшихся: часть из них Воронцовой была совершенно не знакома, другая часть вроде бы когда-то мелькала перед глазами, но назвать по именам она смогла бы в лучшем случае с десяток человек.

--">