Анна Цой - По льду

отсюда.

Меня ждало редкое для обычного дня спокойствие и тишина.

***

— Ты же знаешь, что я всё это не одобряю! Так зачем поступаешь, как первая дура?! — распылялась мама, — будешь звонить мне с такими новостями, то… можешь вообще сюда не звонить!

Я отняла от уха телефон, нажала на кнопку отключения вызова и отправила его в карман куртки. Она сама бросила трубку, в чём смысл перезванивать ей? Чтобы снова услышать крики? Я слишком устала от её извечных претензий и перестала вестись на эти провокации. Она сейчас сидит перед своим телефоном, смотрит в экран и ждёт моего преклонения.

Плохая дочь идеальной матери, желающей слышать только хорошее. Она до сих пор не смогла принять нашего расставания с Артёмом.

Идеальная пара для меня по их словам. Я не стала бы отрицать того, что в какой-то степени так и было, однако… всё было слишком сложно. Настолько сложно, что сама я себе не прощу этого никогда. Я была изменницей — мерзкой и отвратительной настолько, что не смогла бы оставаться с ним больше ни дня. Потому призналась в ту же ночь, собрала вещи и перебралась в съёмную квартиру. Тогда всё ещё было хорошо, и у меня было достаточно денег для этого — Тёма всегда позволял мне не работать и заниматься хобби. Благодаря этому моё увлечение рисованием развилась настолько, что мои картины начали покупать. Помню, как радовалась первой продаже, и могу отследить момент, с которого всё пошло на спал. Ночь моего падения и целый месяц сомнений и слез. А после… две полоски, врачи и поиск Никиты через знакомых и друзей. Не скажу, что осчастливила его собственной беременностью, но аборт мне никто делать не предлагал. Я бы и не сделала его при любом раскладе. Тогда я чувствовала себя даже лучше, чем сейчас — сейчас у меня не осталось вообще ничего, как в сердце, так и в мыслях. Проблема была в том, что испортила свою жизнь я сама. Никто не виновен в этом кроме меня.

— Шапку бы надела, и так в голове ничего нет, — вибрирующий голос и карие глаза, смотрящие на меня.

Не смеющиеся, но и не злые — скорее ожидающие от меня чего-нибудь. Артём потушил сигарету о металлический поручень и сделал обманчиво-расслабленный шаг к двери подъезда.

— Что ты здесь забыл? — решила поинтересоваться я.

Вышло как-то безэмоционально и будто совсем без интереса. Кажется, это почувствовал и он, отчего едва заметно дёрнул щекой и приосанился. В моей голове в этот момент словно бушевало море в попытках потушить щемящее совестью разгорячённое сердце.

— Говорю же — в твоей голове пусто, — усмехнулся он с язвительными нотками, — но даже ты умнее своего идиота-мужа, — смешок, — он меня так и не запомнил. Сегодня второй раз познакомились.

Передо мной была распахнута дверь, а каждый шаг отслеживался внимательно прищуренным взглядом в обрамлении чёрных ресниц. Артём был красивым, даже с отросшей щетиной на щеках и усталым видом. Он всегда следил за собой, хоть мы оба и понимали, что происходит. Чего стоила его причёска с выбритыми висками и копной тёмных волнистых волос. С ней он выглядел немного опасным, в моём сознании эта причёска всегда ассоциировалась с боксёрами, которые стриглись именно так.

Ему очень шло, а подметила это именно я года три назад, после того, как мы успели съехаться в тогда ещё квартире его родителей. Сами они жили в частном доме недалеко от моих. Мы были с ним теми самыми друзьями детства, у которых всё складывалось очень хорошо. До одного момента.

— Никита знал тебя и до первого «знакомства», — сказала ему, откидывая крышу коляски и убирая все накидки.

— Значит он ещё больший идиот, — ответил он, смотря как я беру на руки мелкое чудо в розовом комбинезоне.

Она ещё спала, однако вскоре должна была проснуться, чтобы кушать.

— Может прекратишь преследование? — с надеждой спросила я.

Я надеялась на ответ «нет», я будто желала мучать нас двоих ещё очень долго.

Щелчок креплений коляски и мой тяжелый вздох. Мне предстояло нести её на третий этаж, и если спускал её Никита, то сейчас мне предстояло делать это самой. Без лифта и всех прелестей цивилизации, которых не существовало в нашем новом доме.

— Тест ДНК, — неожиданно произнёс он, я опешила и даже не стала забирать у него сложенную коляску, — я его оплачу, а ты дашь мне уколоть пальчик Сони.

Он нетерпеливо начал подниматься по лестнице, в то время как я с круглыми от удивления глазами плелась следом.

— Ты наслушался свою --">